— Мой Джон часто говорил, что ему чудятся всякие ужасы, когда он выпьет, — сообщает она, имея в виду супруга, отдавшего Богу душу из-за цирроза печени и водянки. — Бедный мой Джон!
Амелия Палмер не напоминает подруге, что с «бедным Джоном» та рассталась по взаимному согласию за два года до его смерти. Формальной причиной послужило пьянство Энни и безнравственное поведение, из-за которого ее дважды задерживала полиция в Виндзоре. Но для Энни он остается мужем, отцом троих ее детей. Один из малышей испустил дух, заболев менингитом, а об остальных двоих она ничего не знает.
Джон Чэпман был не менее добросердечен, чем Генри Табрам или Уильям Николе. Он поддерживал свою беспутную женушку, переводя ей каждую неделю по десять шиллингов, которых вполне хватало на жилье, еду и выпивку. Так продолжалось до Рождества 1886 года, когда чеки неожиданно перестали поступать.
— Я прошла пешком двадцать миль до Виндзора, — вспоминает она сейчас— Добралась до «Веселых виндзорских кумушек» (название паба ни о чем не говорит Амелии Палмер, но ей суждено запомнить его на всю оставшуюся жизнь!) и спрашиваю, не знают ли там мистера Чэпмана. Я, говорю, из Лондона пешком пришла, потому что денег вот уже несколько недель как нет! А мне какая-то женщина и отвечает тогда: не того ли, мистера Чэпмана, спрашивает она, который скончался под Рождество? Я так и села, меня ноги не держали…
Амелия Палмер, которая этот рассказ слышала как минимум двадцать раз за последние несколько лет, сочувственно кивает:
— Бедняжка Энни! Я и сама натерпелась страху, когда Генри руку повредил, но он все-таки жив остался, и я Бога молить буду до конца своих дней, что все так вышло, потому что ведь могло и совсем худо быть. Не знаю, что бы я делала!
Миссис Палмер вполне искренна в своем простодушном сочувствии.
— А Джон-то меня бросил, как деньги перестали приходить… — жалуется Энни. Речь идет уже не о Джоне Чэпмане, ее супруге, а о решетнике, с которым она жила в то время.
Амелия снова кивает, всю эту историю она знает назубок. И не в первый раз слышит неутешительный вывод из уст бродяжки и потаскушки Чэпман:
— Мужчинам верить нельзя, никому верить нельзя!
— Да уж, — поддакивает Амелия. — Не повезло тебе, что тут скажешь. А верить только Богу можно, вот что!
Энни Чэпман уныло кивает, она уже не помнит, когда в последний раз была в церкви, но хорошо знает, что там, на темных улицах Уайтчепела, она может полагаться только на себя. На ее лице красуется несколько синяков, которые не делают ее привлекательнее, но в сумерках, да еще благодаря дешевой пудре, которую ей дала сердобольная Палмер, они почти незаметны.
