Я сразу понял, кто она такая, и мне понравилось ее лицо — живое, с тонкими чертами. Нет, оно не было красивым, порок и пьянство оставили на нем свои отметины. Однако было в этом лице что-то притягивающее, и я все поглядывал на него украдкой, пока женщина любовалась пламенем.
Но вот она почувствовала мой взгляд… Мы поняли друг друга без лишних слов. Никто не обращал на нас внимания, публика уставилась на огонь, но обстановка была неподходящей для знакомства. Я отделился от толпы и пошел прочь от доков. Хотя стоял поздний час, улице были заполнены народом — одни шли поглазеть на пожар, а другие, как и я, возвращались домой, пресытившись зрелищем.
Она последовала за мной. Я остановился и подождал, когда она подойдет ближе. У нее не хватало нескольких зубов, поэтому она прикрывала рот рукой, когда улыбалась. Под светом уличного фонаря ей можно было дать не больше тридцати пяти. Коричневое поношенное пальто и тяжелые мужские ботинки. И, конечно же, она была пьяна. Я обратил внимание на шрам у нее на лбу, и она это заметила, рассмеялась немного смущенно и попыталась прикрыть его прядью каштановых волос.
— Это у меня с детства. Не смотрите так, он почти незаметен, у меня найдется для вас кое-что куда интереснее! Вам нравится моя шляпка? Правда, смешная шляпка? Мне подарил ее один джентльмен, похожий на вас, но не такой милый. А вы и правда ужасно милый, но почему-то одинокий… У вас грустные и одинокие глаза!
Она повторяла это всю дорогу, посмеивалась чему-то и иногда вспоминала о пожаре. Рассказала, что ее брат сгорел из-за взорвавшейся керосиновой лампы.
— Это было так ужасно! — восклицала она. — Нам даже не дали посмотреть на него — хоронили в закрытом гробу, у меня тогда были кошмары… Я просыпалась по ночам с криками, а Томас, я тогда жила с Томасом-кузнецом, только ругался и говорил, что я веду себя как ребенок… Но это в самом деле было ужасно!
Я молчал, но она не обращала на это внимания, она говорила за двоих.
– Вы вправду дадите мне шиллинг? — спросила она, потому что я пообещал ей его. Думаю, ей не раз приходилось продавать себя за два-три пенса — обычная плата для уличных девок в Уайтчепеле. За три пенса вы можете получить стакан джина в пабе. Иногда женщины вроде нее отдают свое тело просто за кусок хлеба.
– Да, если ты будешь послушной. Ты хочешь есть? — спросил я.
Да, конечно, она хотела есть. Этим вечером у нее были деньги, но она все спустила на выпивку. Я обещал, что она получит не только деньги, но и еду.
