– Я полагаю, вы преувеличиваете, госпожа баронесса.
– Напрасно вы так думаете, любезный мой господин фон Гордон. Я терпеть не могу преувеличений, я привожу официальные сведения. Впрочем, поймите меня правильно. Я не из тех фанатичных поклонников династии, которые раз и навсегда решили считать святыней королевские гардины. Напротив, я ненавижу ложные проявления лояльности. Свободный дух – вот что единственно нам полезно и единственно любезно. Для меня сервилизм и подхалимство – чувства недостойные и отвратительные. Раз и навсегда. Но приличие и нравственность я очень даже ценю, а вытирать кровавые ножи голубыми атласными гардинами, это ужас, будь то в королевском замке, или где-то еще. Это варварство, я бы сказала, почти безнравственность. Во всяком случае, это более безнравственно, чем многое другое, что считается аморальным. Ведь ни в какой другой области мнения не различаются так сильно, как в этой. Я не опасаюсь недопонимания с вашей стороны, ибо обращаюсь к человеку, лично испытывавшему многоступенчатое изменение моральных воззрений, которое влекут за собой раса, почва и климат. Я ошибаюсь или, напротив, вы со мной согласитесь?
– Целиком и полностью, – сказал Гордон.
Тут перед баронессой появилась порция тюрбо[135], и он воспользовался предоставленной ему паузой, чтобы шепнуть Розе:
– Эмансипированное чванство. Ужасно.
На другой стороне стола вместо тюрбо подавали форель, и Сесиль, умудрившись на миг отделаться от своего соседа, постоянно иронизирующего тайного советника, сказала через стол Гордону:
– Вы должны непременно отведать форели, господин фон Гордон. В память об Альтенбраке. Ведь от форели до гольца, как уверял нас старый пенсионер, всего один шаг.
Роза, к которой также относились эти слова, кивнула. Но тут слово взял генерал фон Россов.
– Один шаг, милостивая государыня? – каркнул он своим командирским голосом. – Допустим. Но, пардон, есть шаги большие и есть малые, этот шаг, так сказать, гигантский. В прошлом году я побывал в Гарцбурге. Запредельные цены, пыль и ветер, и, разумеется, гольцы. Жалкое удовольствие, да еще сопряженное с большими неудобствами и усилиями. Столь же скучное и бесполезное как артишоки. И за этим сомнительным удовольствием мне пришлось карабкаться в гору Бургберг по жаре, при двадцати четырех градусах по Реомюру[136].
– Гольцов подают на лоне природы, – рассмеялся Сент-Арно. – И, возможно даже, у высокого столба со знаменитой надписью: «Мы не пойдем в Каноссу»
