Я пошёл по аллейке. Бочка виднелась вдали, и я не сомневался, что смогу её настигнуть.
Навстречу мне шёл ещё один парень с отсутствующим взглядом. Но этот был настроен весьма решительно: шёл, сжав кулаки, и шипя сквозь зубы: "Я сейчас пойду и скажу ему всё!"
Как я заметил, на аллейке осталось совсем мало народу: все вдруг куда-то заспешили.
И лишь двое, парень и девушка, остались сидеть на скамейке. Они держали друг друга за руки, и парень с каким-то удивлением повторял: "Я люблю тебя! Я люблю тебя!". Девушка была удивлена, казалось, не меньше парня, но выглядела довольной и слушала с удовольствием.
Я без труда нагнал бочку.
Возница, увидев, что я заступаю дорогу, натянул вожжи и остановил лошадь.
– Кто вы такой? – спросил я, поздоровавшись.
– Я – осенизатор, – важно ответил возница.
Сначала я хотел усмехнуться, подумав то же самое, что подумали многие, прочитав название рассказа: человек не знает, как произносится и пишется слово, поэтому коверкает по-своему.
Тем более что вид возницы ясно указывал на то, что он приехал если не из самой глухой деревни, то, из соседней, чуть поближе.
Был он не очень высокого роста, в соломенной шляпе, рыжеватой шкиперской бороде и с трубкой в зубах. Бархатный чёрный жилет поверх разноцветной, в петухах, рубашке и бело-синие полосатые штаны чётко дополняли картину. А на ногах я с удивлением увидел… лапти из бересты.
Но потом до меня дошло, и, возможно, не без помощи ещё нескольких капель из лейки, вновь упавших на меня.
– Вы… осеняете людей? – едва ли не шёпотом поинтересовался я.
– Да, – спокойно ответил возница. – Такова моя работа.
Я потерял дар речи, и, чтобы вернуть, посмотрел на аллейку.
Почему-то я заметил это явление только сейчас.
Среди зелени листвы то там, то сям прорезались жёлтые листья
– А это что? – подозрительно спросил я возницу.
– Так ведь осень приближается, – уклончиво ответил он.
– Осень? – иронично проговорил я. – В июле?
Возница чуть покраснел, кашлянул и признался:
– Побочный эффект. Ничто не даётся просто так… За всё приходится как-то платить.
– А какая связь осени и… осенения? – спросил я.
– Самая прямая! – обрадовался возница перемене темы. – Вспомните хотя бы Болдинскую осень Пушкина! Сколько он тогда написал! Осень – осеняет.
– Осень-осень – весна любви моей… – пробормотал я.
– Это не Пушкин, – строго заметил возница.
– Знаю, – поморщился я. – Чего-то вспомнилось… Кстати, и у шизофреников осенние обострения бывают.
– Тоже вспомнилось? – улыбнулся возница. – Что ж, может, вы и правы: гениальность отделена от безумия совсем тоненькой гранью. Не многие могут на ней удержаться. А то бы гениев было куда больше, чем безумцев.
