Две пары носков и один ботинок
Снова, как в те времена, когда Ясь Полковский был пресс-секретарем правительства, я в гостях у тестя и тещи в Лапануве. Хожу вокруг озера и совершенно явственно ощущаю гармонию сфер. Херберт писал о пейзажах одного знаменитого голландца, что соотношение огромного неба и земли там четыре к одному. Я хожу вокруг, голову то задираю, то опускаю, считаю и измеряю, и выходит у меня, что здесь точно так же. Пропорция между небом и землей составляет четыре к одному. Спускаюсь к самому берегу и иду по траве. Здесь только духи лягушек под водой, духи калужниц, духи тростника и живого духа. Словно юноша-поэт, вслушиваюсь я в себя и с отрадой слышу, что под влиянием природы дрожь и гадость, что бушевали во мне, стихают. В траве, густой как океан, бренные останки предметов: останки бутылки от минеральной воды, останки спичек, останки пачки из-под сигарет, проволока, консервная банка, нитка. Слышны далекие удары молота, собачий лай, тарахтение автобуса до Лимановой.
У самой воды, так раз в этом месте, две пары совершенно приличных носков. Носки, как говаривала моя мать о гуманитарной одежде в годы неволи, носки почти новые. Одни белые, другие серые в голубую полосочку. Белые носки это, конечно, эстетический скандал, но каков же тогда, Господи помилуй, скандал, что носивший эти носки утонул здесь в прошлую пятницу? Ведь история эта об одном сыночке из Лимановой, который в Лапануве утонул. Это небольшая заметка, заголовок которой может быть взят из газет периода летних отпусков: «Снова неосторожность стала причиной гибели», или «Беспечность у воды может закончиться трагически», или «Сотрудники Общества спасения на водах предостерегают», или «Очередная жертва пьяного веселья на пляже». Все та же песня о смерти неминуемой и мгновенно проглоченной безликими бестиями статистики и публицистики, а стало быть, о смерти, не имеющей значения.
Их было трое, и приехали они из Лимановой. Ведь в этой истории принимает участие еще третья пара носков, не знаю, какого цвета: тот, кто носил их, видно, был по натуре настолько щепетилен (может, он был лютеранином), что после всего случившегося носки тем не менее машинально натянул, или же он был, например, в адидасах на босу ногу. Не знаю. В прошлую пятницу меня тут еще не было. Во всяком случае, один здесь потерял жизнь, второй пару носков, а третий не потерял ничего. Они приехали и сначала пошли в дринк-бар «Олаф». Сидели, пили пиво и рассуждали о недоступности женщин и денег. Дринк-бар «Олаф» — заведение, как положено, тенистое, кто-то может даже сказать, мрачное, но зной в тот день был убийственный. Впрочем, возможно, не сам зной (тяжелый, как камень) выгнал их из дринк-бара «Олаф», а элементарная потребность в расширении опыта. Во вступлении на путь, на котором случится что-то единственное и неповторимое. И они вступили на этот путь, но не знали, что этот путь будет аж таков. Никаких знаков, предостережений, спазма страха, который велит повернуть налево, а не направо. Они повернули направо и пошли к заливу, представляющему собой самое знаменитое здешнее развлечение, место купальных костров, ночных гулянок, они пошли туда, куда в часы такого зноя действительно прибывают многочисленные толпы охотников расширения опыта, туда, где порой можно увидеть даже — вы не поверите — настоящие новогодние купальники. Не только по этой причине я испытываю к этому месту особый сантимент, но все-таки, надо сказать, новогодний купальник от Пако Рабанна на пляже в Лапануве — это сильно.
