Леди Монт подала Уилфриду руку и, видимо не очень спеша её отдёрнуть, приподняла брови и уставилась на него умеренно удивлённым взглядом.
— Дядя Хилери, — шёпотом напомнила Динни.
— Да, да, — спохватилась леди Монт. — Хилери, Мэй, — мистер Дезерт.
Дядя Хилери, разумеется, остался самим собою, но у тёти Мэй вид стал такой, точно она здоровается с деканом. И почти сразу же родственники, не сговариваясь, оставили Динни наедине с возлюбленным.
— Что ты скажешь о дяде Хилери?
— По-моему, он из тех, к кому можно обратиться, когда тебе трудно.
— Именно так. Он инстинктивно умеет не прошибать стены лбом, но зато непрерывно их обходит. Это у него привычка, — он ведь живёт в трущобах. Он согласен с Майклом, что публикация «Барса» — ошибка.
— Потому что я прошибаю стену лбом, да?
— Да.
— Жребий, как говорится, брошен. Жалею, если тебя это огорчает, Динни.
Рука Динни отыскала его руку.
— Нет. Мы не сложим оружия до конца. Но, Уилфрид, постарайся хоть ради меня принять всё, что произойдёт, так же спокойно, как я. Давай спрячемся за этим фейерверком фуксий и удерём. Мои к этому готовы.
Они выбрались из павильона и пошли к выходу на набережную мимо выложенных камнем цветочных клумб, перед каждой из которых, невзирая на сырость, стоял её создатель, всем своим видом говоря: «Полюбуйтесь на неё и дайте мне работу!»
— Люди создают такую красоту, а им ещё приходится упрашивать, чтобы на них обратили внимание! — возмутилась девушка.
— Куда пойдём, Динни?
— В Баттерси-парк.
— Тогда нам через мост.
— Ты был такой милый, когда разрешил представить тебя, только очень похож на лошадь, которая не даёт надеть хомут. Мне хотелось погладить тебя по шее.
— Я отвык от людей.
— Не зависеть от них — приятно.
— Люди — самая большая помеха в жизни. Но тебе, по-моему…
— Мне нужен один ты. У меня, наверно, собачья натура. Без тебя я просто пропаду.
Губы его дрогнули, и это было для неё красноречивее всякого ответа.
— Ты бывала в приёмнике для бездомных собак? Это вот тут.
— Нет. О бездомных собаках страшно думать. А надо бы. Зайдём!
Заведение всем своим видом напоминало больницу, то есть доказывало, что всё идёт как нельзя лучше, хотя на самом деле всё шло как нельзя хуже. Здесь раздавалось положенное количество лая, и собачьи морды выражали положенное количество растерянности. При появлении посетителей хвосты начинали вилять. Породистые собаки вели себя спокойнее и выглядели более печальными, чем численно преобладавшие здесь дворняги. В углу проволочной клетки, понурив длинноухую голову, сидел спаниель. Уилфрид и Динни подошли к нему.
