Цветок в пустыне | страница 78
— Мистер Черрел, а как поступили бы вы?
Эдриен поднял голову и молча окинул собеседника взглядом прищуренных глаз.
— Я плохой советчик, но за Динни стоит держаться.
— Да.
Эдриен наклонился и запер дверь кабинета:
— Сегодня утром, принимая ванну, я наблюдал за одиноким муравьём, который пытался отыскать дорогу и разобраться, куда он попал. Со стыдом признаюсь, что стряхнул на него пепел из трубки, — мне захотелось выяснить, что он будет делать. Провидение тоже постоянно осыпает нас пеплом и смотрит, каков результат. Я обдумал много вариантов и пришёл к такому выводу: если вы по-настоящему любите Динни…
Уилфрид судорожно передёрнулся, но всё кончилось тем, что пальцы его стиснули шляпу.
— …а я вижу, что это так, и знаю, что она всей душой с вами, то крепитесь и вместе с ней пробивайте себе путь сквозь пепел. Она охотнее сядет с вами в телегу, чем в пульман с любым из нас. Я уверен, — продолжал Эдриен, и лицо его засветилось искренностью, — что она из тех, о ком в Писании позабыли сказать: «И будут двое дух един».
Лицо молодого человека дрогнуло.
«Настоящий!» — решил Эдриен.
— Словом, думайте прежде всего о ней, но только не в таком плане: «Я люблю тебя, поэтому ничто не заставит меня жениться на тебе». Сделайте то, чего она хочет, если она, конечно, этого хочет. Ей здравого смысла не занимать. И, честно говоря, я не сомневаюсь, что никому из вас не придётся раскаиваться.
Дезерт шагнул к нему, и Эдриен увидел, что он глубоко тронут. Но молодой человек справился с наплывом чувств, не выдав его ничем, кроме судорожной улыбки, махнул рукой, повернулся и вышел.
Эдриен неторопливо задвинул ящики и запер дверцы шкафов, где хранились кости. «Да, у него самое своеобычное и в каком-то смысле самое красивое из всех лиц, виденных мною, — думал он. — Оно — глубокое озеро: дух шествует по его водам и порой чуть не тонет. Я, может быть, дал ему преступный совет. Хотелось бы знать, так ли это, ибо мне почему-то кажется, что он его примет».
Несколько минут Эдриен сидел молча, с язвительной усмешкой на губах. Доктринёры, экстремисты! Этот араб, приставивший пистолет к виску молодого Дезерта, олицетворял собой наихудшее свойство человеческой натуры. Идеи и кредо! Что они такое, как не полуправда, полезная лишь постольку, поскольку она помогает соблюдать равновесие в жизни? Географический журнал соскользнул с колен Эдриена.
Возвращаясь в Блумсбери, он задержался в сквере на площади перед домом, чтобы подставить лицо солнцу и послушать пение чёрного дрозда. Он обладал всем, чего желал от жизни: любимой женщиной: крепким здоровьем; приличным жалованьем — семьсот фунтов в год и надеждами на пенсию; двумя очаровательными детьми, притом неродными, так что его не терзали присущие родителям страхи. У него была увлекательная работа, он любил природу и мог прожить ещё лет тридцать. «Если бы сейчас мне приставили к виску пистолет и потребовали: „Эдриен Черрел, отрекись от христианской веры, или тебе размозжат башку!“ — крикнул бы я, как Клайв