Через обнесённый невысокой стеной цветник и лужайку девушка приблизилась к террасе. Скоро двенадцать. В нижнем этаже светится только окно в кабинете отца. До чего похоже на ту ночь!
«Не скажу ему», — решила Динни и постучала в окно.
Отец впустил её:
— Хэлло, Динни! Ты не осталась на Маунт-стрит?
— Нет, папа. Я больше не в силах брать взаймы чужие ночные рубашки.
— Садись, выпьем чаю. Я как раз собирался заварить.
— Дорогой, у меня ноги до колен мокрые, — я прошла садом.
— Снимай чулки. Вот тебе старые шлёпанцы.
Динни стянула чулки и сидела, созерцая свои освещённые лампой ноги. Генерал разжигал спиртовку. Он не терпел, чтобы за ним ухаживали. Девушка смотрела, как он, наклонившись, хлопочет над чайной посудой, и думала, какие у него быстрые и точные движения, как ловки длинные пальцы его смуглых рук, поросших короткими чёрными волосами. Он выпрямился и, не шевелясь, следил за разгоравшимся пламенем.
— Пора сменить фитиль, — заметил он. — Похоже, что в Индии нас ждут неприятности.
— Она, кажется, начинает доставлять нам их столько, что уже не окупает их.
Генерал повернул к дочери лицо с высоко посаженными, но в меру широкими скулами. Глаза его остановились на ней, тонкие губы под седыми усиками улыбнулись.
— Это часто случается с имуществом, отданным во временное пользование. У тебя красивые ноги, Динни.
— Неудивительно, папа, если вспомнить, какие у меня родители.
— Мои хороши только в сапогах. Чересчур жилистые. Пригласила ты мистера Дезерта?
— Пока что нет.
Генерал сунул руки в карманы. После обеда он снял смокинг и был теперь в старой охотничьей куртке табачного цвета. Динни заметила, что манжеты у неё обтрепались и одной кожаной пуговицы недостаёт. Тёмные высокие брови отца сдвинулись к переносице, посередине лба обозначились три морщинки. Наконец он мягко сказал:
— Знаешь, Динни, не понимаю я, как можно отказаться от своей религии… С молоком или с лимоном?
— Лучше с лимоном.
«А почему бы не сейчас? Ну, смелей!» — решилась девушка.
— Два кусочка?
— Три, папа, — я же пью с лимоном.
Генерал взял щипцы. Он опустил в чашку три кусочка сахару, затем ломтик лимона, положил на место щипцы и нагнулся над чайником.
— Закипел, — объявил он, налил чашку, насыпал туда полную ложечку чая, вынул её и подал чашку дочери.
Динни сидела, потягивая прозрачную золотистую жидкость. Затем сделала глоток, опустила чашку на колени и подняла глаза на отца.
— Я тебе все объясню, папа, — сказала она и подумала: «После моих объяснений он окончательно перестанет что-нибудь понимать».
