— Ничего, придешь… — удивительно весело засмеялся Муули, и снова глубокие морщинки побежали от его глаз. — Ты без меня никак не обойдешься.
Выйдя от парторга, Пауль подумал и повернул к хутору Курвеста. Шел и насвистывал; настроение у него было великолепное. Муули ему определенно понравился.
«Нет, но какой острый человек… — думал Пауль. — У этого человека есть хватка, — знает чего хочет. Определенно был парторгом в полку».
Как бы то ни было, а успехами первого дня он мог быть доволен. Что значит кислая мина и видимое нерасположение Янсона, если можно рассчитывать на Муули и опереться на дружбу с Маасалу и Тааксалу. Наконец, что же еще? Ах да, дочь Йоханнеса Вао — Айно… Она быстро шла по двору хутора, упрямо и высоко неся голову; зеленое платье под зимним ветром билось вокруг ее крепких ног. С такой не будешь у пустого корыта сидеть.
Он все ускорял шаг, подходя к хутору.
Айно снова оказалась в гостях у Сааму, и Пауль почти не удивился этому, словно так было сговорено.
— У тебя такое лицо, будто ты подкову счастья нашел, — сказала она.
— Почем знать, может и нашел, — загадочно ответил он.
— Как дела? — поинтересовался Сааму.
— Пока неясны, — лаконично ответил Пауль. Он не любил говорить о половинчатых достижениях.
Здесь он пообедал. Стал разговорчив. Даже рассказал несколько анекдотов из армейской жизни, — для Айно, хотя и не совсем удачно. Ему не удавались веселые анекдоты. Но Айно смеялась. Это ему понравилось. «Ее легко рассмешить, — подумал он, — значит трудно заставить заплакать…»
И снова в хлопотах мелькали голые локти Айно, и, опустив глаза, она задумчиво пела:
Долго я свидеться с милой не мог,
Путь к ней тяжел, и далек, и глубок.
Озеро нас разделяет давно,
Путь преграждает к любимой оно.
Были бы доски, была бы пила —
Лодка давно бы готова была.
Но, чтоб увидеться с милой своей,
Все-таки лодку построить сумей!
— Я завтра уезжаю, проводить придешь? — спросила Айно, прервав песню, которая ему так нравилась.
— Завтра, — потемнел он лицом. — Что так быстро?
— Так… дома не нравится. Со старым Вао все не можем ужиться, — пожаловалась она.
— Ну, а если через два дня?
— Зачем? — наивно спросила она, в упор взглянув на него. — Что же изменится?
— Не знаю. Может быть и изменится. Сейчас мороз, а утром, глядишь, — оттепель, — уклончиво ответил он.
Пауля не так легко было заставить раскрыться.
Ночевать он отправился к Маасалу.
Мужчины собрались в комнате у Маасалу. Хозяин, сняв сапоги, сидел, протянув под стол ноги в толстых шерстяных носках, и курил трубку. Тааксалу самодельной машинкой резал табак. И Семидор был здесь; присев поближе к теплой печке, он почесывал худую черную кошку за ухом.
