Умирать в это морозное утро я был не готов, поэтому покорно склонил голову и развел руки в стороны, показывая, что безропотно выполню приказ и… тут же расстроенно захлопал глазами — несмотря на все мои 'труды', снежок пролетел мимо. И влепился в стену каретного сарая!
— Так не честно!!! — обиженно выпятила губку супруга и, подскочив ко мне, сначала пнула валенком по ноге, а затем вцепилась в ворот драной нижней рубашки и попыталась им же придушить.
В этот момент в ее глазах было столько какой-то детской радости, что я, решив ей подыграть, поскользнулся и, неловко взмахнув руками, рухнул в наметенный за ночь сугроб.
Илзе коршуном упала мне на грудь, вцепилась в горло холодными, как лед, пальчиками, и, что-то грозно прошипев, угрожающе сдвинула брови.
Состроить испуганный взгляд у меня не получилось: я смотрел на раскрасневшееся личико, на котором все еще играла торжествующая улыбка победительницы, но видел не искрящуюся снежинками челку, ниспадающую на лоб, не пышущие жаром румяные щечки, а расширившиеся зрачки, в которых плескалась Любовь.
— Не смотри на меня так… — через вечность выдохнула Илзе. — Я тону в твоих чувствах и не могу дурачиться…
Я послушно закрыл глаза и тут же был наказан — острые зубки моей супруги сомкнулись на мочке уха. Увы, загрызть меня насмерть ей не дали — заскрипели петли двери, ведущей на задний двор, и до нас донесся обрывок недовольного рыка кого-то из поваров:
— …а перед тем, как ощипывать, ошпарь кипятком, дурень!
Увидев нас с Илзе, 'дурень' — мальчишка лет семи-восьми, вразвалочку выбравшийся во двор, по-взрослому нахмурил брови и, явно кого-то копируя, хмуро поинтересовался:
— Вы че, в детстве не наигрались?
Моя супруга чуть заметно напряглась, и я, почувствовав, что ее настроение вот-вот ухнет в пропасть, отрицательно замотал головой:
— Неа, не наигрались! А еще не нагулялись и не наелись сахарных леденцов!
Оценив примерную стоимость наших лохмотьев и решив, что о леденцах я говорю для того, чтобы вызвать в нем зависть, паренек забавно наморщил носик и фыркнул:
— Сладости — не милостыня, их просто так не раздают…
Тут Илзе сообразила, что я лежу в снегу в одной тоненькой нижней рубахе и драных штанах, и озаботилась моим здоровьем:
— Так-с! Вставай немедленно, а то простынешь! И…
— Встану. Если ты с меня слезешь…
— Купи мне леденец… А лучше два, чтобы я могла порадовать и вон того карапуза…
Проигнорировать ее просьбу я, конечно же, не смог, поэтому уже через минуту вышел из ворот 'Хромого Висельника' с супругой на руках. И зашагал в сторону ближайшей лавки, в которой могли бы продаваться сладости.
