Безвременье | страница 20

в любые исторические бури,

в любые штили – только имена

мелькнувшей жизни и отважной пули,

которую ожившая мишень

отринула от окончанья рода.

Поэзия – нечаянная тень,

случившегося вовремя восхода.

Струится слово светом сквозь силки,

играется с коварством паутины,

и пауки – следят, как пастухи,

за звёздами из тленной середины

вселенских пут и стрёкота секунд,

перебирая золотые снасти.

Прищуру вечности смешон минутный бунт

прощальной старости, развеянной на страсти.

Про зрение

С чего начинается зрение?

С плывущего блика во мгле.

С тоски колыбельного пения.

С берёзы в соседнем дворе.

Ствола неохватно-бугристого.

С верхушки, качающей свет,

и синего, чистого-чистого —

красивей которого нет.

С чего наступают прозрения

до слов, до мелодий, до лиц.

со встречи творца и творения,

глядящего из-за глазниц.

Hasta La Vista

Москва похожа на мишень,

ужа, сужающего кольца.

Брожу нелепый, как женьшень,

вдоль патриаршего болотца.

Я – корень жизни и добра.

Я – плод гармонии и света.

Я – росчерк легкого пера,

избранник вечного сюжета.

Я по Садовым, по Тверским

ношу своё спасенье людям,

как шестикрылый серафим —

ободран, пьян и ликом чуден.

Я, как раздавленный комар,

на лобовом стекле таксиста

мелькаю в бликах встречных фар.

Аста ла виста.

Кораблик

Так лютует зима,

что и кактус в цветочном горшке

согревает и дарит приятное летнее эхо.

От решающих дней мы зависли в солёном вершке,

на разминочный кашель,

на «к-хе» от последнего смеха.

Словно сделали круг и, взлетев над самими собой,

мы застыли в пространстве,

почти что не чувствуя время.

Смотрим вниз и любуемся ровной,

как шпага судьбой.

И землёй голубой.

Облака перламутрово пеня,

голый мальчик в тазу запускает кораблик рукой

и волну нагоняет, смеясь над подобием бури.

Озираемся рядом. И видим,

что кто-то другой,

на планете другой,

в человеческой ёжится шкуре.

Привет, Маркес!

Глаза открываются двумя восьмёрками —

здравствуй, площадь вечности,

привет, привет.

За моей спиной сто лет одиночества —

сто колец на столешнице

нарезаны временем,

на письменном стволе

жизни.

Земля – эрогенная зона личности,

её величественной фаличности.

Земля – вагинальная щедрость тепла,

которая впитывает тела.

А дальше – лишь свет в направлении тьмы,

и страстные сказки выводят умы

на поиски истин, на трепет гармоний

от ласковых губ и шершавых ладоней.

Круг

Мне шепнули, что я должен выиграть какую-то битву,

на роду мне написан великих свершений венец.

Моё имя вплетут в мирозданье, запишут в молитву,

и я стану пророком и Богом Богов, наконец.

Мне закрыли глаза двух ночей безупречные шоры,

Перейти на страницу 1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30