— Чего это Людерс убежал сломя голову? Будто кто гонится за ним?
— Людерс? Верно, дела у него. Да, пожалуй, коньяку.
Франц залпом опрокинул рюмку. Мысли так и разбегаются. Что за чертовщина! Что же это она пишет такое!
— У вас конверт упал. Может, газету возьмете?
— Нет, спасибо.
А сам все ломает голову: в чем же тут дело, почему она пишет такие вещи? Ведь Людерс рассудительный человек, отец семейства. Франц старается понять, как все это произошло, и не может; голова у него тяжелеет и падает на грудь, как во сне. «Устал, верно», — думает хозяин. Но Францу чудится, что он летит вниз, в какую-то серую пропасть, — ноги подогнулись, он соскользнул по краю, успел только повернуться влево и камнем полетел на самое дно…
Навалился Франц грудью на стол, обхватил руками голову, смотрит из-под руки на стол, дышит на полированное дерево.
— А что, толстуха моя, Лина, уже здесь?
— Нет, она ведь к двенадцати приходит.
Верно, верно, сейчас еще только девять, я еще и не выходил отсюда, и Людерс сбежал.
Что ж теперь делать? И вдруг его осенило — он до боли закусил губу: вот оно — наказание! Лучше уж не выпускали бы из Тегеля; другие по-прежнему копают картошку на тюремном огороде рядом со свалкой, а я на трамваях разъезжаю. Будь оно все проклято! Ведь там было вовсе не плохо… Встал Франц; надо на воздух выйти. Надо стряхнуть с себя все это. Только бы не вернулся страх этот лютый, и все пройдет, Я твердо стою на ногах, голыми руками меня не возьмешь, врешь — не возьмешь!
— Когда придет моя толстуха, передайте ей, что у меня умер родственник, письмо получил — дескать, дядя или что-нибудь в таком роде. А в обед я сюда не приду, пусть не ждет. Сколько с меня?
— За одну кружку, как обычно.
— Так, так.
— А пакет вы здесь оставите?
— Какой пакет?
— Да что это с вами, Биберкопф! Нельзя так убиваться. Не вешайте нос. А пакет я сохраню в целости.
— Какой там еще пакет?
— Ну, бог с вами, ступайте… подышите свежим воздухом.
Франц вышел. Хозяин поглядел в окно ему вслед.
— Как бы его сейчас назад не внесли! Ну и дела! Подумать — такой ведь крепкий мужчина. То-то толстуха глаза вытаращит.
Перед домом стоит небольшого роста бледный человек, правая рука у него на перевязи, кисть — в черной кожаной перчатке. Он уже с час стоит тут, на самом солнцепеке, и не решается подняться к себе. Он только что из больницы. У него две дочери, уже большие, а мальчик был у него последыш, четырех лет, и вот умер вчера в больнице. Сперва говорили — простая ангина. Доктор обещал вскоре зайти еще, а сам пришел только под вечер и сразу заявил: подозрение на дифтерит, немедленно в больницу. Мальчик пролежал там месяц, уже совсем было поправился и вдруг заболел скарлатиной. А еще через два дня, вчера вот, умер: главный врач сказал — сердце не выдержало.
