Голубое светило нежно затрепетало, как таинственное око в черной глазнице Космоса. От него исходили разноцветные волны света. Казалось, Космос ликует, слушая священника, как теплое море, в котором всплывает перламутровая раковина. Два светила, багровое и голубое, посылали друг другу волны света, словно между ними происходило таинственное соитие, и множество жемчужных икринок плыло в черном океане Вселенной, заселяя безжизненную пустыню.
– К вам вопрос, почтенный муфтий. – Каратаев лихо повернулся на пятке и полетел к Хаснутдину, красный и едкий, как стручок перца. – Многие ставят под сомнение веротерпимость ислама. Не секрет, что в мире протекают кровавые исламские революции. Наш Кавказ дымится от взрывов. И террористы взрывают себя в московском метро с именем Аллаха на устах. Что это значит?
Муфтий Хаснутдин, плотный, туго затянутый в зеленый халат, в белой навороченной чалме, с маленькой бородкой и усиками, вначале сонно прикрыл свои желтоватые веки, а потом резко приподнял, так что яростно загорелись его вишневые выпуклые глаза. Над его головой в черноте загорелась серебряная звезда, ослепительная и прекрасная. Чалма стала белой, как снег, а халат замерцал изумрудом. Муфтий издал певучий горловой звук, каким муэдзин созывает с минарета правоверных.
– Именем Всевышнего, Всемилостивого и Милосердного. Ислам – это мир. В Коране, в каждой суре, в каждом аяте, вы найдете проповедь мира, взыскание справедливости. Всевышний требует от мусульманина любви и смирения. А тот, кто убивает и взрывает именем Аллаха, тот богохульник, а не мусульманин. Достоин наказания земного и небесного.
Звезда над его головой переливалась, дивно струилась. В ней была женственность, нежность. Она говорила, что мир был создан во имя красоты и любви – и лучистые силы неслись в мироздании, чтобы оно не погибло, – что в нем торжествует бессмертие и Господь восхищен творением рук своих.
Ведущий Семен Каратаев, как танцор-конькобежец, покатился в серебряном блеске. Замер. Пошел, осторожно переставляя ноги, как канатоходец, балансирующий на тугой струне. Его перст протянулся к раввину Исааку Карулевичу, впрыскивая в темноту пучок лучей, и раввин изогнулся, как испуганная черная кошка, горбя худую спину, вжимая в плечи маленькую бородатую голову в кипе.
– А вы, достопочтенный рабе, верите в веротерпимость нашего общества? Ведь рост антисемитизма и ксенофобии налицо. И Святейшему Патриарху еще далеко до папы Римского, который снял с евреев вину за распятие Христа.
