На другой день их не кормили, не повели на работу, а выгнали из отсека и построили вдоль тоннеля, прижав к стене, где извивались кабели в резиновой оплетке. Оставалось пустое пространство, по которому, тускло блестя, тянулись рельсы узкоколейки. Охранники в черных комбинезонах, с короткоствольными автоматами, грубо толкали, выравнивая ряд. Китаец Сен, голый по пояс, казался отлитым из желтой бронзы.
Они ждали, и Серж чувствовал, как по тоннелю тянет железный сквозняк, дующий из металлической сердцевины земли. В этом сквозняке приближалось что-то ужасное – быть может, чудовищный паук, живущий в центре планеты.
Вдруг ярче загорелись светильники. Из невидимых громкоговорителей полилась чудесная музыка, волнующий полонез. Из темной глубины тоннеля, на свет, скользя вдоль узкоколейки, выскочил танцор. Он был на роликовых коньках. Его маленькое, как у карлика, тело облегало сверкающее трико. Оно струилось, переливалось, как мелкая чешуя, и танцор был похож на гибкого дракончика, перелетающего с места на место. У него было белое, фарфоровое лицо с черной клиновидной бородкой, которая кончалась игривым завитком. Волосы были расчесаны на прямой пробор, отливали синевой, а губы, красные от помады, счастливо улыбались.
Он вынесся, совершив изящный прыжок, и ударил в воздухе ножками, словно кокетливая балерина. Раскрыл руки, наклонился, отставил одну ногу, изобразив ласточку, покатился на другой, весело блестя глазками, словно ожидал услышать аплодисменты. Сделал несколько пируэтов, скользнув вдоль изумленных и испуганных людей, и резко остановился, отчего по блестящему трико пробежала волна и набухли маленькие клубеньки между ног. Он был миниатюрен, с отточенными жестами, гибкими поворотами маленького тела, которое вписывалось в овалы, круги и эллипсы. Серж, любуясь его изысканным танцем, одновременно испытывал ужас, какой испытывают при виде глянцевитой сверкающей сороконожки, которая может внезапно вонзить ядовитое жало.
– Это Керим Вагипов, гребаный тат, который нас, как зверюг, отловил, – шепнул стоящий рядом Андрей, и на шепот его встрепенулся дюжий охранник.
Музыка стала тише, превратилась в едва различимый нежный фон. Тат намотал на пальчик черный завиток бороды и тонким детским голосом, каким говорят лилипуты, произнес:
– Дорогие мои, у меня сегодня большое горе. У нас у всех сегодня большое горе. Один из нас, тот, которого мы любили, которому верили, которому дарили тепло наших сердец, обманул нас. Поступил с нами так, как поступают с презренными собаками. Разве ему было плохо среди нас? Разве он не знал, что за его труд ему, как и каждому из вас, полагается вознаграждение? И он получит кейс денег, на которые может купить дом у синего озера, автомобиль европейской марки, обеспечить свою жизнь и жизнь своих детей. И что при любых затруднениях и неурядицах он может прийти ко мне, и я приму его как родного сына. А вместо этого он надругался над нами. Разбил сердце мне, своему отцу. И с этого момента он для меня не сын, а мусор. И как всякий мусор, подлежит сожжению.
