– Догоняй! – Она первая скользнула на лед, в короткой юбке и свитере, перебирая длинными ногами, на которых красовались высокие ботинки с серебряными завитками коньков. – Как чудесно! – И умчалась, исчезая среди летящей толпы, шуршащего льда, сверкающих проблесков.
Он чувствовал ее восхищение, свободу и молодость среди морозной туманной площади.
Он вдруг вспомнил, что в кармане его находится крохотный пенальчик, подаренный Вавилой, и в нем – шарик возбуждающего препарата со странным названием «Кандинский». Ему захотелось испытать действие волшебного снадобья здесь, на этом волшебном катке, где соборы, кресты, зубчатые стены, малиновый кристалл мавзолея предполагали близкую, в морозном мерцании тайну, которая вот-вот себя обнаружит.
Серж извлек пенальчик. Вытряхнул на ладонь шарик, слепленный из разноцветных крошек. Кинул в рот под язык. Почувствовал слабый ожог, в котором присутствовали приторная сладость, горечь миндаля, кислота лимона, вяжущая пряность мяты. Видимо, каждая из разноцветных крошек впрыскивала в кровь тончайшую струйку вкуса. Он ощутил прилив веселья, огни кругом загорелись ярче, морозный воздух затрепетал бесчисленными голубыми искрами, и звон коньков превратился в непрерывное пение, среди которого мчались прекрасные и любимые люди. Серж взмахнул руками, словно собирался взлететь, и скользнул на лед.
Он не видел Нинон. Она смешалась с толпой, исчезла среди мелькающих теней. Но он чувствовал ее среди летящего многолюдья. Она оставляла слабый благоухающий след, и он своим обостренным обонянием ловил запах ее духов, чудный аромат ее волос. Так бабочка, пролетая, оставляет в воздухе прозрачный шлейф благовоний, и другая бабочка гонится за ней, находит среди лесных чащ и пустынных холмов.
Счастливыми зрачками он смотрел на лед в бесчисленных надрезах и росчерках. Среди овалов, волнистых линий, затейливых монограмм угадывал серебряный след ее коньков, бежал, стараясь не наступить на него.
Не торопился ее нагнать. Чувствовал ее прелесть, плавность движений, пленительную красоту ног в высоких ботинках, чудесную, под свитером, грудь. Не видя ее, целовал и ласкал, проводил рукой по плечам, по бедрам, касался хрупкой подвижной щиколотки.
Он пробегал вдоль ГУМа с янтарно озаренными витринами, в которых стояли манекены, укутанные в меха, облаченные в изысканные костюмы с модными галстуками, переливались золотые украшения и бриллианты. Делал плавный поворот – и справа от него оставался Исторический музей со своими шпилями и мерцавшими орлами. Еще один поворот – и розовая Кремлевская стена нависала над ним, и круглилось золотое ночное солнце колокольни Ивана Великого.
