Военрук проснулся на рассвете. Не спалось, и он уж в который раз стал проигрывать в уме предстоящий день.
Выходило так, что на делянку они попадут только после обеда. Маркин предупредил: лесничий раньше не появится. С одной стороны, это хорошо. Можно не спеша наточить топоры, развести пилы. С неотлаженным инструментом намозолят пацаны руки — и только.
С другой стороны, уже сегодня ребята подчистят домашние запасы. А завтра? Попробуй накормить двадцать пять гавриков, когда в распоряжении овсяная крупа, суп-концентрат с сомнительным привкусом мяса и мутное подсолнечное масло, пригодное разве лишь для смазки колес! С таким ассортиментом не разбежишься. Денек-другой мальчишки потерпят, а потом застучат ложками. Ему выдали надежные, вроде, документы. В них строго предписано председателю соседнего колхоза обеспечить отряд. Но как? Хлебом — по карточкам, картофелем — в меру, мясом — при наличии, молоком — по возможности. Надо идти договариваться… Значит, придется просить лесничего посмотреть за ребятами. Одних же их не оставишь, такую ораву! Надо сразу загрузить их работой, чтобы они смирились с тем, что здесь не пионерлагерь, а заводской участок. Иначе задание не выполнить до морковкиного заговенья.
Военрук, прислонившись к стене, натянул сапоги. Вышел.
Тетя Поля уже разводила костер.
— С дисциплиной, гляжу, порядок на транспорте? — на всякий случай немного заискивая, заговорил военрук.
— А как же! — подтвердила тетя Поля. — А вот как у вас — не знаю. Ведра-то пустые?
— Извини, тетя Поль, извини! Это мы сейчас поправим…
— Соль не забудь! — напомнила тетя Поля. — У нас у самих нету…
— Тьфу ты, черт! — выругался военрук. — Ведь взвешивала же, взвешивала — точно помню! — добавил он, картинно укоряя себя перед тетей Полей и мысленно костеря на чем свет стоит кладовщицу с крашеными губами, которая насчет соли словом не обмолвилась. «Теперь вот и соль добывай… Чтоб ей всю жизнь пересоленное есть, заразе!» — еще раз подумал военрук о кладовщице, которая, выходит, по-наглому обманула его: ведь в накладной соль была выписана.
Вернулся в барак. Помогая себе зубами, развязал мешок. Кружкой отсчитал двадцать семь порций. Тетя Поля взвесила ведро в руке, неодобрительно покачала головой. Военрук смутился, сожалеючи пожал плечами: «Норма…»
Бойко играло в костре пламя. Из ведер поднимался легкий парок. «Закипит — и буду играть подъем», — решил военрук и вспомнил, как в училище будил их горнист, как серебряно пела труба, будоража душу, и пошло, пошло… Вспомнил… и глянул с ненавистью на плетью висевшую руку.
