Не смея поднять глаз, пошел Венка, как на каторгу, в тепло.
Строгая старушка в линялой гимнастерке заученно разъясняла:
— Польты и шапки — в камеры налево. Рубахи, штаны, кальсоны — направо. Документы — сдать мне, деньги держать при себе…
— Бабуля, посоветуйте, — спросил стриженный наголо парень, — как с энтим делом быть: в камеру, или можно при себе?
Все притихли, ожидая ответа.
— Кому мешает, вона в углу ящик из-под мыла — складывайте…
Мужики покатились со смеху. Венка стал искать глазами ящик. Рядом засмеялись еще пуще. Сообразив, наконец, о чем речь, он обрадовался будто с неба свалившемуся веселью: все здесь, оказывается, свои — холодные, а может, и голодные люди добрые.
Разделся быстрее других, повесил одежду в камеру, похожую на фургон. Получил у старушки малюсенький, с конфетку, кусочек мыла и полетел в парную.
Ах, как это было здорово! Он взахлеб глотал ядреный воздух, хлопал себя по ляжкам и животу, и все не верил: неужели на белом свете может быть так тепло?
Под потолком в непроглядном облаке пара кто-то невидимый кряхтел от удовольствия. Венке тоже захотелось. Переступая по горячим порожкам, поднялся, воткнул голову в облако, но тут же присел: зажгло щеки и нос, перехватило дыхание.
Наверху заохали, и из облака проявился стриженый. Очумело ворочая глазами, ткнул Венку в грудь:
— Уши-то, глянь, в трубочку свернулись! Чем слухать-то теперича станешь, а?
Венка с опаской схватился за уши; парень засмеялся.
Потом душ. Сыпались острые, как иголки, капельки, бежали по телу ласковые струи.
Разомлевший, добрел до мраморной скамеечки. Присел. Разгоряченное тело обдало холодком, и он — очнулся.
Бегом — в раздевалку. Железные створки камеры были под замком.
— Отдайте мою одежду! Помылся я… — потребовал Венка.
— Вижу, что помылся, — стала его успокаивать старушка. — Но вот вши только разогреваются…
— Нет у меня никаких вшей! — оскорбился Венка.
— Вша не крокодил, сразу не узреешь! По вагонам мотался? Мотался… Может, чужих насобирал! — Старушка показала на термометр. — Как дойдет до красной черты, откроем. Иди, поплескайся полчасика…
Венка оторопел: ничего себе — полчасика. Это сколько же секунд? Тысячи!..
— Не могу я столько! Маманя у меня… на улице!
— Что ей на морозе торчать? Поднялась, небось, в залу…
— Вещи у нас! Вдвоем не осилили…
Старушка подошла к двери, откинув засов, выглянула.
— Вон она, около кассы сидит…
— Дайте одно слово скажу… — Венка рванулся к двери.
— Иди, иди, покажись, — засмеялась старушка. — Девок там полно-о… Поглядят на тебя, на лыцаря…
