— Ты что хочешь этим сказать? — сразу насторожился Халиль.
— То, что сказал. Ты просто не умеешь ловить.
— Это я-то?
— Да, ты. А кто же еще?
— Нет, ты слышишь, Абу Фадал? Ну разве это справедливо?
— Да бросьте вы! Как дети. Моря вам мало, что ли? В ловле, как ты говоришь, бывает — везет, а бывает — и нет. На все воля аллаха. Я вчера тоже растянул сети от входа в порт до Хадары, а вытянул всего три окунька. Отнес их домой. А хлеба пришлось в долг взять у пекаря Ибн Баира. Ничего не поделаешь — не повезло. А вот сегодня зато аллах, видно, сжалился. Поставил сети около форта. На какой-нибудь час — не больше. Вытаскиваю — полные рыбы. Как тут не скажешь: хвала аллаху! — При этих словах он простер вверх руки. — Уж такая наша жизнь — сегодня сыт, а завтра бит, — заключил он.
— Да, — подтвердил Халиль, — такая наша жизнь.
— Жизнь? — отозвался другой моряк. — Разве это жизнь? Чаще бит, чем сыт. Одни только беды и страдания. Будь она проклята, такая жизнь. Да простит меня аллах за эти слова. А может, это ремесло наше такое проклятое. Вместо счастья аллах нас терпением наделил. Другие, особенно те, что побогаче, не выдержали бы такой жизни, руки бы на себя наложили.
— Да, они и так с жиру бесятся и жизнь самоубийством кончают. Слышали небось о дочке Милу?
— Это которая утопилась? — уточнил Ахмад. — Так она, говорят, от несчастной любви…
— Я своими глазами видел, клянусь Бутросом! — опять вмешался в разговор Халиль. — Даже искупаться из-за нее в море пришлось. Я как раз на осьминогов охотился около той скалы. Уже было темно. В одной руке фонарь, в другой — острога железная, а за спиной — посудина пустая. Увидел осьминога, навел фонарь, острогой его хлоп, и только я было собрался его схватить, а передо мной в море что-то как плюхнется. Потом вынырнула чья-то голова и исчезла. Опять вынырнула и снова исчезла…
— Ну, ты, конечно, испугался, пятки в руки и бежать…
— Я? Бежать? Клянуть Бутросом — я точно прирос. Не к лицу моряку от моря бежать. Я весь берег наш знаю, исходил его вдоль и поперек. На своем веку чего только не повидал! Однажды такого осьминога видел — зверь! Целая тонна!
— Прямо-таки тонна?
— Ну, может быть, полтонны.
— Хватил!
— Пускай четверть тонны.
— Все равно много!
— Ну, пятьдесят килограммов вас устраивает?
— И это много!
— Да ну вас к чертям! — взорвался Халиль. — Не буду больше никогда вам ничего рассказывать! Зубоскалы!
— А может быть, все-таки, дядя Халиль, кило или полкило?
