— Всегда считала, что твое место там.
— А если серьезно?
— Существует очень простое объяснение. Этот космодром генерирует поле, которое гасит любые виды энергии, создавая нечто вроде антигравитации, вероятнее всего твое тело как-то контактирует с этим, и происходит подъем.
— Ты думаешь это возможно?
— Ты видел платформу — уборщика, которая забрала твой челнок?
— Видел и что?
— Как она двигалась?
— Парила над землей.
— Вот видишь, так что это реальность, и она, кстати, удорожает открытую нами планету.
— Для того чтобы эти деньги получить, сначала нужно выбраться отсюда…
— Выберемся.
— Откуда у тебя такая уверенность?
— А у нас с тобой выхода другого нет: либо мы находим звездолет, либо умираем от голода. Согласен?
— Полностью.
— Тебе проще, взял и взлетел. Может, ты и в космосе можешь летать?
— Смеешься? Да мне эти полеты кроме ссадин и синяков пока ничего не дали!
— Возможно, со временем научишься контролировать себя, и тогда появится хороший шанс на выживание, а пока уматывай отсюда, спать очень хочется.
— Я пришел к тебе, чтобы мне помогла, а ты меня выгоняешь. Если засну, то взлечу, а если разобьюсь?
— Ты хочешь, чтобы я тебе помогла? Пожалуйста… — Марина достала пистолет и направила на него. — Тебе куда пустить пулю лучше, чтобы ты не ныл — в голову или в сердце?
— Не надо меня убивать, я тебе пригожусь.
— Уже давно сомневаюсь в этом.
— Скажи, что делать? Ты же видела со стороны, следовательно, представляешь, что со мной происходит.
— Видела я не так много, — девушка задумалась. — Но сумела понять, что подъемная сила у тебя небольшая — примерно килограмм сто, может чуть больше, поэтому если не хочешь падать во сне, привязывай к себе груз — думаю, веса рюкзака будет вполне достаточно. Шнур я тебе дам. Все?
— Все, — пробурчал Евгений. Он и сам не знал, что хотел услышать, наверно какое-то участие или сочувствие. — Давай веревку.
Он отрезал ножом кусок тонкого троса и пополз обратно в свой закуток, мучительно размышляя, как это у Марины получается так сильно его раздражать?
Обычно это мало кому удавалось. Торк был флегматиком и немного тугодумом, поэтому колкости и остроты свой адрес воспринимал спокойно просто потому, что часто не успевал понять, что его желают обидеть, именно поэтому слыл парнем незлобивым, добрым, и толстокожим. Но этой девушке легко и быстро удавалось приводить его в состоянии нервного раздражения, какой-то необъяснимой злобы и страстного желания что-то доказать.
