Рядом с ней валялось четыре тушки мертвых стригов, и две еще дергалось в предсмертных конвульсиях, она добила их клювом и стала разрывать на части, выбирая лучшие кусочки сырого мяса.
Это был самый приятный момент ее путешествия, потому что она ела то, что убила сама. В этот момент, закрывая глаза от наслаждения, птаха ощущала себя смелой и быстрой охотницей, хоть и понимала, что ее мастерства хватает только на этих мерзких тварей живущих в сырых и темных подвалах. Но мясо все равно казалось невероятно вкусным, а запах крови пьянил не хуже сонной травы.
Когда она съела всех, кого сегодня смогла убить, то спокойно продолжила свой путь, и через полклика без особых приключений добралась до основания родного утеса.
Немного передохнув, она вскарабкалась на первый уступ, потом на следующий. Всего их было пятнадцать, и на каждый ей приходилось подниматься, цепляясь когтями за неровности в скале, чтобы попасть домой.
Чем выше она поднималась, тем лучше становилось ее настроение, вероятно, потому что желтое прекрасное небо становилось ближе с каждым преодоленным метром, а мерзкий запах гуано становился слабее. На десятом уступе через стены огромных домов пробился ветерок, охлаждая усталое и взмокшее от пота тело.
Когда она, тяжело дыша, заползла в гнездо, родители уже пару кликов сидели на своих насестах и дремали, для них полет с космодрома длился не больше десяти минут.
Отец недовольно взглянул на нее одним глазом, когда она, переваливаясь на уставших лапах, вошла в пещеру, и сердито щелкнул клювом. Алана его понимала, иметь в своем потомстве ползуна — позор для него и всего клана, в иерархии которого родитель занимал далеко не последнее место.
— Умойся, от тебя пахнет стригами и гуано наших предков, которые когда-то основали этот город, — проворчал он. — Твои перья свалялись и покрылись пылью. Предупреждаю, если ты не будешь за ними ухаживать, то скоро они отпадут, и тогда у тебя не останется ни единого шанса взмыть в небо.
— Я умоюсь, отец, как только немного отдохну, — устало прощелкала Алана. — Ты же знаешь, внизу довольно грязно, да и добраться до дома непросто. На меня сегодня трижды нападали стриги, я едва отбилась. Мне кажется, что они с каждым разом становятся умнее, сегодня они напали на меня сверху…
— Ему это неинтересно, потому что твой отец настоящий летун и никогда не станет ползуном, как ты, — фыркнула презрительно мать, сидевшая на соседнем насесте. — И никто из его клана, и тем более из моего не ползал по залежам испражнений, чтобы добраться до своего гнезда. А про этих мелких тварей лучше мне ничего не говори, у меня начинается тошнота при любом упоминании о них, я никогда не любила их мясо.
