Назаренко, удовлетворенно хмыкнув, откинулся на спинку стула, убедившись, что разговор пошел в нужном ему русле.
— Только не поймите меня превратно, уважаемый Евгений Михайлович, я не шантажист, — начал он, суетливо забегав взглядом по столу. — Знаете, какова зарплата у пристава?
— Нет. Понятия не имею, — я невольно усмехнулся. — «Лимона» два-три?
Глаза Назаренко широко распахнулись, как окна в знойный день:
— Бог мой! Вашими бы устами… Четыреста тысяч всего-то! Разве возможно прожить на такие гроши?! А семью содержать? Вот и приходится крутиться как-то, постоянно выискивать дополнительные доходы. Вы, надеюсь, меня понимаете?
— Более чем! Давайте ближе к теме. Наша фирма всегда готова оказать благотворительную финансовую поддержку особо бедствующим сотрудникам доблестных правоохранительных органов. В пределах разумного, конечно. Итак: сколько?
Назаренко как-то незаметно уже растерял весь свой внешний лоск и напыщенности выглядел сейчас не хозяином положения, даже не вымогателем, а банальным просителем. Мне, признаться, стало его немного жаль где-то в глубинах души.
— Думаю, вам не будет слишком обременительно выплачивать мне четыреста долларов в месяц? — Старший пристав неуверенно улыбнулся. — Это ведь всего лишь стольник в неделю. Принципиальных возражений не имеете?
Я чуть было не расхохотался. Как же мелко плавает эта рыба! Я-то по наивности считал Назаренко зубастой щукой, а он оказался обыкновенной плотвой! Гора родила мышь, как говорится. С великим трудом, но мне все же удалось сохранить на лице внимательно-серьезное выражение.
— Крупная сумма… Но, возможно, она нас устроит. Сразу дать положительный ответ трудно, так как необходимо все досконально прежде взвесить. — Я сделал вид, что задумался. — Дадите мне пару-тройку дней на размышления?
Назаренко был явно разочарован, если не раздосадован:
— Хорошо, Евгений Михайлович, жду вас послезавтра в полдень. Не возражаете?
— Ладушки! — Я был более чем доволен. Оттяжкой выплаты этой смехотворно малой суммы я окончательно унизил пристава, полностью рассчитавшись с ним за его насмешки в начале переговоров.
Цыпа нервно расхаживал вокруг «мерса», протирая вехоткой и так блестевшие стерильной чистотой стекла. При моем появлении облегченно выдохнул воздух и счастливо заулыбался, как дурак.
— Все путем, Евген? Без осложнений?
— Как всегда, — усмехнулся я такой детски-искренней радости телохранителя, отразившейся на его лице, сияющем, как золотая двадцатидолларовая монета. — Заводи тачку, брат, ты уже дырки в стеклах протер!
