— И что же нам теперь делать? — озабоченно наморщил лоб Цыпленок, вкурив, наконец, мою безусловно стопроцентную правоту.
— Обмозгую на досуге, браток. Беру нарисовавшуюся проблемку под личную собственность. Григорий содержится в следственном изоляторе?
— Пока нет. Сидит в одиночной камере ИВ С Фрунзенского РОВД. Этап в СИЗО будет не раньше чем через три дня.
— Откуда такая стальная уверенность?
— На тюрьму из райотдела увозят по пятницам, Евген, а сегодня только вторник.
— Понятно. Во Фрунзенском, помнится, у нас имеется свой кадр?
— Да. Но мелкая сошка — старший сержант всего лишь, — Цыпа выпятил нижнюю губу, выказывая полное пренебрежение к такому незначительному воинскому званию. — Побег организовать он не в силах. Гарантия!
— Побег на волю — безусловно! — усмехнулся я, закуривая. — А в «Сочи»?
— А вот это — без базара, — довольно скривил губы мой заплечных дел мастер. — Самое правильное решение, считаю. Сварганю в лучшем виде. Нынче же с сержантом конкретно перетолкую. За парочку «штук» гринов подпишется на ликвид. Рубль за сто!
— Ладушки. Сам лично с ментом побеседую, прощупаю на ржавость. Созвонись-ка с ним и забей «стрелку» на сегодня.
Пока Цыпа, задумчиво шевеля пшеничными бровями, тыкал указательным пальцем в цифровой диск телефона, я успел слегка побаловать себя свежим горьковато-пряным баварским пивком из холодильника для поднятия жизненного тонуса и более оптимистичного восприятия окружающей жестокой действительности, где нет места старомодным сантиментам. Гришка, конечно, был моим шнырем на зоне, чуть ли не приятелем, но карты Фортуны легли для него на этот раз не в цвет. Фатально то бишь. И тут уже ничего не поделать, такова, видно, воля судьбы, а против судьбы не попрешь, как известно. К тому же — своя рубашка ближе к телу.
Нам явно пофартило: старший сержант Иван Гаврилович Черепков после ночного дежурства в ИВС отдыхал сейчас у себя в общаге, принадлежавшей областному управлению внутренних дел.
Через четверть часа мы с Цыпой уже бодро топали по широким лестничным маршам ментовского общежития, отыскивая нужную нам шестьдесят шестую комнату.
Она благополучно нашлась в начале длинного прямого коридора на четвертом этаже. Малометражная комнатенка с низким потолком поражала своим ничем не прикрытым убожеством. Железная кровать, застеленная грубым байковым одеялом, пара колченогих деревянных стульев и пошарпанный, в далеком прошлом полированный, обеденный стол — вот и вся скудная меблировка жилья старшего сержанта милиции. Но был и небольшой скромненький позитив — Иван Гаврилович Черепков проживал здесь, судя по всему, в гордом одиночестве. И то вперед, как говорится.
