Я спецом даже слабой попытки не делал подтолкнуть Эсэса в разговоре к основной теме — причине его нежданного визита вежливости. Пусть он сам без нажима и спокойно вскроет свои наверняка крапленные карты — зачем тут вдруг нарисовался и что, главное, хочет словить с этого.
Впрочем, я примерно догадывался, о чем пойдет речь, когда у гостя прелестное «Северное сияние» благополучно и окончательно смоет из мозгов осторожность, задавив привычную бдительность беспечными алкогольными парами. Судя по его раскрасневшейся физиономии и неестественно-ярко блестевшим глазам — ждать уже совсем недолго осталось. Самый децал.
— Киса, наполни-ка бокалы! Чего они у нас порожняком простаивают, как неродные? — мягко напомнил я подручному его обязанности виночерпия и повернулся к Эсэсу. — За что выпьем, браток? За твое условно-досрочное освобождение?
— Западло! — злобно ощерился Эсэс. — Четыре помиловки отправлять в Москву пришлось, пока, наконец, прошение «стрельнуло»! Годишник всего-то скостили, козлы столичные! Лучше давай выпьем за твой последний день в зоне. Думаю, Монах, ты его должен отлично помнить, хоть и пробежало времечко…
— Ладушки! — легко согласился я, внимательно вглядываясь в настороженно прищуренные серо-стальные глаза гостя. — Можно и за это стаканчик приговорить. Или два, если пожелаешь.
Конечно, тот последний день в памяти держался очень хорошо. Даже лучше, чем хотелось бы. И на то были довольно-таки веские, надо признать, причины…
На пороге воли
Столь нетерпеливо ожидаемое мною все тринадцать лет строгой изоляции знаменательное календарное число приблизилось вплотную до осязаемости — завтра по утряне покину, наконец, ИТК-2, этот надоевший до полного отвращения квадратный километр, заколюченный спиралью Бруно и с караульными вышками по периметру. Даже почему-то не верилось, что желанная цель — свобода — так реальна и близка. Обычное, впрочем, дело: когда долго ждешь и хочешь чего-то, то, получая, панически боишься, что это вдруг окажется всего лишь приятным обманом-сновидением, имеющим отношение к действительности так же, как экватор к Северному полюсу. Такова человеческая психика, ничего не поделаешь. Против законов природы не попрешь, как известно. Хотя я — если до донышка откровенно — вообще никаких законов стараюсь не признавать всерьез. По моему твердо устоявшемуся мнению, любые правила и даже простые привычки являются натуральными кандалами, нагло ограничивающими свободу личности.
