— Да, война много хитрых узлов завязала, — растягивая слова, сказал Протасов. — Не одного живого до сих пор, как покойника, оплакивают. Ну, Петя, давай выпьем за все, что хорошо кончается! За вашу встречу. — Они чокнулись, выпили до дна.
Заиграл джаз. Протасов задумчиво разминал сигарету, на его лицо наползала легкая тень. С каким-то ожесточением или отчаянием чиркнул спичкой, затянулся дымом глубоко, жадно.
— Ты что засентябрил, Гриша?
— Так... — неопределенно ответил Протасов. — Ты вот что, Петя, запиши-ка мой хабаровский адрес. Может, сведет еще жизнь...
— Ну что ты, в самом деле, размокропогодился! — с укоризной сказал Глазунов.
— Домой, что ли, ехать? — задумчиво сказал Протасов. — И там — один черт...
— Ты же хотел на курорт, к морю?
— Хотел...
— И вдруг перехотелось? Езжай, дурака нечего валять! Сдует с тебя морской воздух грусть, как пух с одуванчика!
— Нет, Петя, не сдует, — цепкая она, как репей! Так ты запиши все-таки мой адрес.
— Запишу. Только не здесь.
— А где же?
— В вагоне. Понял?
— Конечно, я провожу тебя завтра. Но почему именно в вагоне надо писать адрес?
— Потому, — глаза майора заиграли веселыми искорками, — что не ты меня будешь провожать, а я тебя! Довезу и вытряхну возле моря!
— А ведь это — идея! — Лицо Протасова засветилось, как озимь после дождя, залитая солнцем.
— Значит, идет?!
— Идет, Петя!
— Ну, что пойдем, нытик и пессимист?
— Пожалуй, — улыбнулся Протасов.
Они попрощались у остановки автобуса.
Монотонно постукивали колеса, отсчитывая стыки. За окном, исчерченным косым почерком дождя, — поля с почерневшими безголовыми подсолнухами, разлохмаченными стеблями кукурузы. Черные пространства зяби, безголосые прозрачные рощи, а вдоль насыпи, на столбах — обязательно вороны с начищенным до глянца оперением. Домики путевых обходчиков с просторными дворами, по-хозяйски сметанными стогами сена, важно ковыляющими гусиными стайками и озабоченно-деловитыми, нахохленными курами, ребятишками, которые на каждый проходящий поезд смотрят с одинаковым восторгом — словом, все примелькавшееся до невосприятия тем, кому часто приходится ездить в поезде осенней порой.
В купе было только два пассажира — Протасов и Глазунов. Да и в других — чувствовалось, что курортные месяцы миновали, — пассажиров было мало.
Глазунов отложил «Огонек», посмотрел на часы.
— Ого! Уже семь часов едем!
Протасов откинул с лица газету, приподнялся на локте:
— Что?
— Ничего. Убаюкало тебя? Это полезно, сонная терапия.
