«Прыжок на юг» | страница 37

Казанов сел напротив Вебера, закурил.

— Неприятный эксперимент, — настороженно сказал он. — Не пойму, в чем смысл?

— В подобных ситуациях человек должен заговорить на родном языке. Мое давнее убеждение подтвердилось. Не одобряю, кстати, вашего способа ношения оружия. Ведь вы не можете оказать сопротивления, если ваш пистолет находится там, где он сейчас, учтите это.

— Учту. Но если б ваше убеждение в отношении применения родного языка не подтвердилось бы сейчас?

Вебер пожал плечами.

— Не люблю разговаривать о несущественном. — В его тоне прозвучало начальственное раздражение. После затянувшейся паузы продолжал. — Завтра выедете в Е. Юго-восточней этого пункта расположен военный аэродром особого назначения. Но этот объект вас будет интересовать только с точки зрения ликвидации одного человека... — Он помолчал. — Запоминайте как следует: Глазунов Николай Аверьянович, возраст — 27 лет, звание — старший лейтенант, должность — командир звена... Фотокарточки нет. Срок исполнения 3 дня. Сообщить мне по адресу... — Вебер вынул из бокового кармана пиджака блокнот, авторучку и, быстро написав адрес, протянул листок Казанову. — Заучить сегодня и сжечь!

— Слушайте дальше. По телефону свяжитесь с аэродромом и передайте, что привезли письмо Глазунову от брата. Детали обдумайте. Ситуация подскажет.

Основной текст телеграммы об исполнении: «Галя выехала». Остальное: номер поезда, вагона, встречай, целую и прочее — в любых вариантах. Будьте осторожны. — Вебер встал и протянул Казанову руку.

В эту ночь Вебер в город не возвратился — ночевал у «девятки». Уехал утром, оставив шифрованный текст, который тот должен был передать по рации, как только получит от него сигнал.

Смешение эпох, культур, стилей, какая-то негармоничная, нелепая фантазия... Может быть, нарочитое стремление, а быть может, патологическая извращенность вкуса породила это здание, поднявшееся здесь в тот год, когда револьверный щелчок в Сараево разбудил миллионноголосое эхо.

Широкая, гранитная, в два десятка низких ступенек лестница с чугунной решеткой, словно характерный английский подбородок, упиралась в мощеную площадь. Она вела к порталу, бессмысленному, как лицо идиота, — чему-то улыбалось, на что-то смотрело бесцветно и пусто. На фронтоне — лепной барельеф: то ли вакханалия, где Вакх был словно типичный баварский шенквирт[4] , толстый и глуповато-добродушный, то ли это действительно был трактирщик, а вакханки, заблудившись во тьме веков, случайно забрели на баварскую ярмарку, и добродушный баварец угощал смазливых странниц. Все здание, двухэтажное, серое, было чудовищно непропорциональным. Правое крыло его оканчивалось квадратной башней, левое было похоже на минарет.