– Это как? – удивились урки.
– А так, что вам, по размышлении зрелом, пора заняться банковским делом. И тогда граждане без напоминаний сами добровольно придут со своими деньгами. В очередь встанут, шарахаться от вас перестанут…
Урки разочарованно завыли.
– Мы, защитничек, про загасить Костю толковали, – сказал Дрон. – А ты нам какую-то диверсификацию противную впариваешь…
– И вовсе не противную, – сказал Куковяка, – а очень даже креативную. Знайте, что в мире нету бандита страшнее кредита. Куда эффективней, чем рейд пиратский, ряд финансовых операций! Накинем свою экономическую шлейку на Костину семейку!
Его речь заглушил тяжелый всплеск и бульканье за иллюминатором. Это какие-то злые люди утопили русского шансонье Гошу Квадратика – то ли он пел недостаточно душевно, то ли услышал достаточно много. Теперь плыть певцу далече – может, в Белое море, может, в Чёрное, а повезёт – так и в море Лаптевых…
Сто лет одиночества с конфискацией
…Пройдёт много лет, и, стоя в чёрном фраке перед королём Швеции, свежий нобелевский лауреат, профессор Нил Эдуардович Филимонов, вспомнит тот далёкий день, когда два дебила-выпускника решили макнуть его башкой в унитаз…
Выпускников звали Воликов и Журов. Воликов был поздоровее, он держал ботана Филимонова по прозвищу Джульверн вверх ногами и пытался сориентировать голову его в нужном направлении. Мелкий Журов снимал происходящее на планшет, чтобы немедленно выложить в Сеть.
При этом ни тот ни другой вовсе не опасались никаких последствий: у Воликова папа был судья, а у Журова – вообще прокурор, и эти папы могли от любого жалобщика не только отбиться, но и обвиноватить его самого!
Ботан Филимонов молча метался, пробуя вырваться.
– Ты сильно умный стал, Джульверн, – сказал Журов. – Умней всех быть хочешь, а это нехорошо…
Ничего плохого ботан им не сделал – просто он вернулся с очередной олимпиады с очередной наградой, и директор школы Семён Ароныч на линейке в очередной раз поставил Филимонова в пример всем прочим. И даже зачитал благодарственное письмо от знаменитых академиков Платонова и Невтонова, с которыми Джульверн состоял в переписке. Да-да, тех самых Платонова и Невтонова, которые перевернули вверх ногами всю мировую историю!
Но есть на свете такие гордые люди, для которых похвала в чужой адрес непереносима, словно личное оскорбление.
– Не дёргайся, падла, – сказал Воликов. Он мучительно соображал, как можно одной рукой удержать ботана, а другой нажать на рычаг.
