— Ты ненавидишь меня, правда, Аарон?
Аарон понимал египетский, хотя Моисей не понимал иврита. Вопрос давал ему некоторую паузу.
— Нет, не ненавижу, — он действительно не чувствовал ничего кроме недоверия. — Что ты здесь делаешь?
— Здесь мой дом.
Аарон поймал себя на том, что ответ Моисея его разозлил.
— Разве все мы рисковали жизнью для того, чтобы ты умер в яме с глиной?
— Если я должен освободить мой народ, разве мне не нужно сначала узнать его?
— Ах, как благородно…
— Вам нужен лидер.
Мать защищала Моисея, как только могла:
— Не говорила ли я, что мой сын выберет свой народ, а не наших врагов?
Но разве от Моисея не было бы больше пользы, находись он во дворце, где говорил бы от имени евреев? Неужели он думает, что заслужит уважение фараона, работая бок о бок с рабами? Аарон не понимал брата, к тому же после стольких лет неравенства он не был уверен, что тот ему нравится.
Да и почему Моисей должен ему нравиться? Что на самом деле нужно этому юноше? А вдруг он шпион фараона, посланный разузнать, не планируют ли эти презренные евреи объединиться с врагами египтян? Подобные мысли действительно приходили в голову израильтянам, но они понимали, что под гнетом филистимлян им лучше не станет.
«Где Бог, когда Он нам так нужен? Он очень далеко, слеп и глух к нашим мольбам об избавлении!»
Хотя Моисей и ходил по величественным залам дворца как приемный сын дочери фараона, он все же унаследовал кровь и характер левита[2]. Однажды увидев, как египтянин бьет раба-левита, Моисей решил сам рассудить их. Аарон и несколько других израильтян были свидетелями этой сцены: они с ужасом смотрели, как он убил египтянина. Все кроме Аарона поспешили скрыться, а Моисей стал торопливо закапывать тело в песок.
— Кто-то должен защищать вас! — сказал он брату, помогавшему ему спрятать следы преступления. — Подумай, что будет, если тысячи рабов восстанут против своих надзирателей. Вот, чего боятся египтяне, Аарон. Вот, почему они угнетают вас и пытаются до смерти нагрузить работой.
— Так вот, каким предводителем ты хочешь быть? Хочешь убивать их так же, как они убивают нас?
Разве таков их путь к спасению? Разве их избавитель должен быть воином, который поведет их на войну? Разве он должен дать им в руки меч? Ненависть, скопившаяся за годы рабства, переполнила Аарона. О, как же легко поддаться ей!
Известия разносились быстро, как мелкий песок, гонимый ветром по бескрайней пустыне, пока не докатились и до самого фараона. На следующий день, заметив, что евреи ссорились друг с другом, Моисей попытался остановить их, но неожиданно услышал в свой адрес:
