Г.П.: Синие погоны!
М.Г.: Цековский пакет! При нас она его вскрыла — написано: «Члену ЦК КПСС товарищу Панкратовой А.М. Приглашение на встречу с делегациями иностранных компартий». Так известили о том, что ее ввели в ЦК.
Понимаешь, Сталин не хотел показать Маленкову, что память его подводит и что он попросту забыл о беспартийности Нечкиной, — и так академик Панкратова вошла в ЦК, а не пошла под следствие по делу Бекмаханова. А что у нее еще и муж троцкист, Сталину просто доложить не успели, не хватило времени. Человек из отдела науки ЦК рассказал мне всю подноготную.
Г.П.: Интересно, что оба сюжета со сталинской памятью связаны с советскими академиками. Сталин явно пестовал эту элитную когорту. До революции статус академика был чисто почетный.
4. Сталин и Майский. Разжалование в советские академики. Академик Курнаков и конкурс институтских жен. Тихомиров и роль пингвинов
М.Г.: В советские академики попадали и за провинность. Майский [6] в Моженке мне очень красочно рассказал, как стал академиком. Забыл подробности и начисто, как всегда, забываю цифры. Короче, расхождения на переговорах в Ялте по репарациям были примерно один к двум, допустим, двести миллиардов к ста миллиардам. Майский как председатель комиссии должен докладывать Большой тройке. Ввиду разногласий, звонит по начальству Молотову, тот ему: «Вопрос в компетенции товарища Сталина, я узнаю». Ладно. Через некоторое время он звонит снова, и Молотов ему: «Я спрашивал». — «И что же?» — «Товарищ Сталин ничего не ответил». — «Так мне же докладывать Тройке! Спросите товарища Сталина еще раз». — Молотов: «Не буду».
На другой день утром, говорит, съезжаемся. Положение невозможное: не знаю, какую цифру назвать, понравится она Сталину или нет? Тогда, говорит Майский, в последний момент наклоняюсь я над ним…
Г.П.: Над кем, неужто над Генералиссимусом?
М.Г.: …над Сталиным наклонился, мол, тихо спрашиваю: «Так как, — двести или сто?» Сталин поднял голову, вы бы видели, какими глазами на меня поглядел! — Двести.
А через несколько дней на политбюро: «Не пора ли нам Майского сделать академиком?» И поперли того из МИДа в Академию наук. У нас в институте, когда началась борьба с космополитизмом со страстями на партсобраниях, Майского вызвали на ковер. Он каялся с трибуны: «Простите меня, — говорит, — я еще совсем молодой академик!» Но Майского все ж посадили, и после этого в Институте истории еще было несколько посадок.
Г.П.:
