Под юбками Марианны | страница 83



Когда судно прибыло и пришвартовалось, начался еще более оживленный спуск на палубу. Ребятня с дикими воплями забегала по всему кораблю, занимая места. Последовала веселая кутерьма, кто-то из детей начал плакать, но быстро успокоился. Всеобщее настроение стало еще более приподнятым, и нервно трепетавший на корме флаг словно подбадривал нас, настраивая на хороший день.

Тронулись. Ветер от единичных атак перешел к длительной осаде. Он теребил волосы, забирался под куртки и победно свистел в ушах. Атлантика не давалась без борьбы. Вокруг был пейзаж исключительной красоты: оставались позади скалы Гранвиля, а встречал нас суровый серый океан и вдалеке еле-еле различимый в белой вуали тумана открыточный силуэт горы Сен-Мишель.

Стоит сказать, что остров Шозе является самым крупным и единственным заселенным островом среди небольшого архипелага в тридцати минутах от берега. Сам архипелаг представляет собой несколько десятков крошечных островов, количество которых зависит от высоты прилива. Шозе не может похвастаться даже почтой, здесь только несколько домиков для отдыхающих, булочная и сувенирная лавка. Половина острова — это импровизированный парк, чьи дорожки теряются подчас в траве, где на развалинах замка пятнадцатого века сушатся застиранные детские штанишки и ярко-красные женские кофты. Другая половина — это каменистая отмель, здесь черные угрюмые камни и тина соседствуют с гнездовьями сотен птиц. Есть, между прочим, камень размером с два человеческих роста, с определенного угла потрясающе похожий на слона. Он печатается на местных открытках.

Здесь нет красот природы, мало солнца. На отшибе Франции, сюда можно случайно заехать разве только после экскурсии на гору Сен-Мишель. Почему людей тянет в это место — трудно объяснить. Может быть, само осознание того, что ты на твердой земле прямо посреди океана? То странное чувство, которое охватывает, когда можешь пройти кругом по берегу и вернуться в исходную точку? Чувство хрупкости и оторванности от всего остального мира? Ведь приезжают не угрюмые путешественники-одиночки: здесь счастливые семьи, радостные лица… Может быть, это чувство воли, которому инстинктивно подчиняется каждый человек, ступив однажды на потерянный северный остров? И — связанное с этим чувством — осознание своего одиночества. Но не «одиночества в толпе» — дурацкой выдумке рафинированных эгоистов, — но запертости в золотой клетке целых стран, народов, цивилизаций. Может быть, в нас просыпается тоска по былой воле, по дикому, безумному гиканью, по бряцанью оружием и кровавым призывам?