Я снова увидел то же место: оставшись один в кухне, Владимир прошелся из угла в угол несколько раз, потом сел, снова встал, снова прошелся. В окне воробей снова сел на ветку, и она опять закачалась. Владимир принялся смотреть вниз на улицу: вот из дома вышла старушка и, поправляя на ходу скучную, будто газовую кофту, прошла по улице и скрылась за углом, вот молодой человек с собакой. Он одет в черную кофту с капюшоном и широкие джинсы, а собака бегает вокруг него, будто помешанная, и даже из-за закрытого окна слышен ее резкий, раздражающий лай. Видно, что капюшон вечно сваливается от встречного ветра и он то и дело его поправляет. Собака пристроилась к дереву, и через минуту молодой человек нагнулся, а на руке блеснул прозрачный полиэтиленовый пакет. Владимир отвернулся, сел на табурет, положил ногу на ногу и стал играть тапком на носке ноги. Потом сделал кофе. Он надеялся, что аромат выведет Майю из комнаты, но шагов было не слышно.
— Вот иди ж ты, — думал Владимир, — обидел! А чего уж такого сказал? Я разве виноват? В чем виноват? Разве я бы не сделал, если б знал как?
Я сразу понял его: Владимир отнюдь не был человеком легкомысленным, но был из той породы людей, которые думают, что в браке все можно решить просто: вот сейчас он сварит кофе. Учуяв запах, Майя молча войдет в кухню, глянет на него исподлобья, молча поставит пустую кружку рядом с его. Все это будет делаться с деланной насупленностью и подчеркнуто независимо. Он разольет кофе по чашкам, они сядут друг напротив друга за столом, сначала будут сидеть тихо, потом она улыбнется, прикрываясь чашкой и поглядывая на него, а потом и в открытую — и гроза пройдет. И такое сразу раздолье наступит, и солнце, а они вместе будут смеяться над тем, над чем только что горевали.
Он полагал, что брак — это затянувшееся второе свидание: двое знают друг друга немножко, но впереди еще столько предстоит узнать, столько смеха, радости! Время, предназначенное для того, чтобы люди давали друг другу нежные, одни им понятные имена и вслух вместе размышляли о жизни «до»: как же было плохо в одиночестве и как все будет прекрасно впереди. Так оно и было в самое первое время: Майины задумки и идеи были и его идеями, ее планы — его планами. Легко жить будущим! Но потом мало-помалу он начал узнавать, что Майя, оказывается, совсем не всегда — легкий светлый ангелочек. Жесткая, капризная, она могла терроризировать его слезами, женской слабостью. Довести любое дело до конца — было ее принципом. Быть правой в споре — важнейшим делом. Убедившись иной раз в своей неправоте, она никогда не готова была признать этого. Порою ревнива на пустом месте, закатит истерику из-за одного взгляда, даже намека на взгляд. Или то вдруг увлечется чем-то без оглядки — только держись крепче да поспевай за ней, все вверх дном перевернет, да только добьется своего. А иногда она вдруг делалась беспричинно грустна и в те минуты не терпела, чтобы Владимир прерывал ее меланхолию, была груба, истерична, резка.
