Я вернулся жить к матери через полгода, а через год я уехал. Наши контакты с Майей почти оборвались.
Конечно, в ее занятиях был такой же сумбур, как и в личной жизни. Когда мы познакомились, она только приехала из Украины в Петербург и работала официанткой в кафе, пописывала статейки в пару газет и сайтов.
Она поступила в вуз, но нигде особенно не задерживалась, ее исключали, она восстанавливалась, пересдавала экзамены, ее опять исключали, она переводилась, опять пересдавала и так далее. После каждого года у нее возникал целый ворох новых друзей, и даже Майя сама не помнила, откуда она знает такую уйму народа. Частично вал этих людей обдавал и меня. Сейчас уже никого не помню.
Да и они не помнят.
Когда я уезжал, она числилась на дизайнерском. Конечно, ее замужество было новостью для меня.
Будучи в Париже, я периодически получал электронные сообщения от Майи. Чаще всего они были лишены смысла: вроде ни с того ни с сего она могла спросить: «Как погода в Париже? У нас дождь» или сообщить: «Я сегодня купила новое платье. Оно зеленое и прекрасно подходит к моему настроению». Меня такие заявления обескураживали: что на них отвечать?
Вдруг она пишет:
— Привет! Я выхожу замуж!
— Замечательно. Ну, совет да любовь!
— Спасибо!
Через день:
— А ты бывал в Германии?
— Нет, а что — ты собираешься?
— Да, у меня муж там живет.
— А он сам русский?
— Да.
— Ну и то хорошо.
Впрочем, я и не сомневался. Майя не могла бы выйти замуж за иностранца — не тот характер, там ведь привыкать надо. Удивительно, как она вообще решилась менять страну.
Еще через два дня:
— А ты сейчас где?
— В Париже.
— И как тебе? Домой не тянет?
— Да нет, не сказал бы. Что мне там делать?
— Не скучаешь, да?
— Нет, я постоянно занят делом. Тут не до скуки.
— А как ты решил уехать? Не волновался?
— Нет, не волновался. Взял да поехал. Я ведь учиться ехал, да и стипендия была — не на пустое место.
Она задавала вопросы отрывистыми фразами, не здороваясь. Казалось, что, выходя замуж и собираясь уезжать, она сама в ужасе от того, что делает, ведь это так не похоже на нее настоящую. Майя всегда говорила мне о любви к русскому и России, была политически грамотной, активисткой и неизменно искренне болела за свое дело. Принципиально не учила языки. Когда я ее спрашивал, о чем она мечтает, ее мысли каждый раз были одна фееричнее другой, каждый раз разные, но никогда — ни в каком виде — она не заикалась о том, чтобы посмотреть другие страны, и даже чуралась их.
