Ее язык был всегда зол, едок и меток, как змея. Я не мог тягаться в спорах с ней, тем более что чаще всего даже не слыхивал о большинстве авторов, которых она упоминала. Когда я пытался указать ей на нестыковки в ее словах, то Ольга немедленно окидывала меня разящим, полным призрения взглядом и после уничижительно восклицала:
— Не будь быдлом!
После этой фразы я пытался что-то возразить, но она не давала мне сказать.
— Э… э… — как бы заикаясь, передразнивала она.
В такой ситуации, естественно, я чувствовал себя на щите, хотя весь здравый смысл был на моей стороне.
Эдварду порой не хватало чувства юмора по отношению к самому себе, он все воспринимал буквально, вспыхивал при каждом камне, пущенном в его идеалы. Ольга была совсем другой: для нее как будто не существовало идеалов, как будто не было табу для ее безжалостной иронии. Она повергала в прах любой постулат, цинично насмехаясь над каждым его адептом.
И что самое странное — они любили друг друга. Между ними установились отношения дерзкой любви, безысходной страсти, которая может быть только здесь и сейчас, которая не умеет и не должна ждать. Но это были два пламени, каждое совершенно в своем роде.
Каждый, как умел, — гнул свою жесткую линию. Упрямцы, они десяток раз расходились, не найдя компромисса. Разойдясь, они еще больше погружались в вихрь жизни: еще больше пили, ходили на вечеринки, спали со всеми подряд. Но проходило время — оба понимали, что человека, в равной степени достойного, им не найти, — и сходились вновь.
Один мог уйти с вечеринки со случайным знакомым, и тогда другой — в отместку находил себе такого же знакомого на одну ночь. Эдвард, не предупредив, уезжал из города — Ольга собирала все вещи и немедленно съезжала к друзьям. Они вели затяжные позиционные бои на истощение, ожидая, кто прогнется первым.
Эдвард был потрясающим харизматиком. Его внешность, его голос, умение говорить, антураж странника и борца за справедливость и — самое главное — страстный запах опасности, который он приносил с собой, безусловно, делали его героем женских сердец, куда бы он ни приезжал. И Эдвард этим пользовался. У него не было особых предрассудков относительно верности.
Разумеется, это было хорошо известно Ольге, и каждый раз, когда он уезжал, она была сама не своя. Ее страсть не находила выхода: то на нее было жалко смотреть, как она по дням ходила бледной, вертя в руках скомканный платок, то вдруг становилась зла на весь мир и на себя за слабость.
