Я бросил эти мысли. Так можно до чего угодно договориться. Мой дом — это такое помещение, от которого у меня есть ключи. И дело с концом. А всякие копания в смысле жизни — это для несознательных и бездельников. Они часто меня одолевали после того, как я получил отказ на зачисление в штат в конторе, где проходил прошлогоднюю практику.
Это была моя первая неудача во Франции: несмотря на все мои усилия, и по работе, и в отношениях с коллегами, вакансию отдали какой-то напыщенной французской пустышке. Одним словом, я почувствовал себя несправедливо обделенным. В конторе просто не захотели возиться с бумагами. Пришлось опять идти в университет. Он для всех бесплатен, но опять нужно было ходить на скучные лекции, выслушивать всякие очевидности по второму разу. Ну, и денег это занятие, разумеется, не приносило.
Я плохо держал этот удар, хандрил, часто жаловался, и было самому стыдно, что я так плохо его держу.
Галина вернулась, и я отправился в ванную. Когда вернулся, свет был уже погашен. В темноте прошел мимо кровати поставить будильник, обернулся и только тут заметил, что Галина сидит на кровати, поджав под себя ноги.
— Ты чего? — спросил я шепотом. Почему-то выключенный свет автоматически располагает к шепоту, даже если кругом никого, от кого надо было бы скрываться.
— Ничего, — так же шепотом был ответ.
Я поставил будильник и направился к своей кровати. И тут мягкая Галинина ладонь поймала мою руку и легонько потянула к себе.
— Не надо, — опять прозвучал в темноте шепот ее, — вдруг завтра кто-нибудь приедет?
Она была ласковой и теплой. Я не противился. В месте, похожем на дом, начались отношения, похожие на любовь.
С тех пор мы живем не как муж с женой, скорее как брат с сестрой. Если я оказываюсь дома раньше, то готовлю ужин, оставляю ее часть на столе, а сам сажусь за стол заниматься.
Когда она возвращается домой, то по тому уже, как она кладет ключи на стол, снимает туфли, по частоте ее дыхания — я даже спиной чувствую, удачный ли был у нее сегодня день, какое настроение, устала ли она. Если она не в духе, то я стараюсь производить как можно меньше шума: даже не оборачиваюсь на стук двери, даже книгу стараюсь перелистывать как можно тише.
После ужина она подходит ко мне и кладет руку на плечо. Это — условный знак, чтобы я обернулся к ней с улыбкой и сказал ей первое слово.
Такой ритуал возник между нами почти мгновенно, словно бы мы жили друг с другом десяток лет под одной крышей. За все время мы ни разу не повздорили, не сказали ни одного обидного слова.
