, обменивай их на турецкие деньги. Вот тогда-то мы зажили бы на славу, избавились бы от вечной нужды. Ешь и спи в свое удовольствие…
— Отец… — робко вставил Али.
— Что?
— Говорят, американцы платят турецкими деньгами. Их и обменивать не придется.
— Откуда ты знаешь?
Али смешался, будто отец уличил его в чем-то дурном.
— Валлахи[24], — промямлил он, — сам-то я, понятное дело, не видел, но тут из Кашлы приходили несколько парней, они работают у американцев. Я слышал, как они говорили меж собой, по дороге в Кырыклы.
И он сглотнул неразжеванный кусок хлеба.
Но отца не так-то просто переубедить.
— Американцы — вот это люди! Других таких нет на свете. Хоть я и голосовал на выборах за Рабочую партию, но вся моя надежда на американцев. Не держись, говорят, за дерево — высохнет, не держись за забор — обвалится. А вот Америка — это гора. Ничего с ней не сделается, выстоит. На нее и надо опираться.
До вечера мы успели обернуться шесть раз, удобрили наше поле возле Еникесика. И до самого вечера отец все говорил и говорил об американцах, как хорошо работать на них.
Но дед ошибся-американцы в тот день не приехали. Я заметил, что у отца дрожит голос, так сильно он расстроился. Но только он и виду не подавал, что расстроен, — будто даже и обрадовался.
Вот так дед с отцом и воюют между собой. Не хватало еще, чтоб и мы с братом начали цапаться.
Оба они уехали на арбе, я остался один. И пошел домой по узкой тропке через тугаи. В небесах парили коршуны. По мелководью бродили множество журавлей, они клювами выдергивали из воды рыбу. В прошлом году на другом берегу тосйалынцы посеяли рис, и сейчас стебли его сделались желто-зеленые. На отмелях стояли красноклювые аисты. Из деревни Хаджилар ехал трактор. За рулем сидел сын Пашаджика — Джемаль, а сам Пашаджик пристроился рядом с ним на сиденье. Они давно уже осушают одно из здешних болот. И здесь тоже сеяли рис тосйалынцы. Вот уж неугомонные! Приезжают из-за семи гор, арендуют землю. Роют каналы, проводят воду. Им говорят: «Вспашите эту землю». Вспахивают. Говорят: «Размежуйте». Межуют. «Оросите». Орошают. «Взбороните». Боронят. «Внесите навоз. Впрягите быков в борону, снимите чарыки[25] и чулки, идите на рисовые поля». Повинуются. И жены и дочери вместе с ними. Я наблюдал, как они засевали поля близ Кашлы. Будь здоров вкалывали! Вода выше чем по колено, а они запрягли быков. «Н-но!» — кричат, прямо в мутную воду семена бросают и тут же бороной проходятся. Потом ждут, пока семена прорастут, ростки появятся. Мошкары тут разводится — тучи целые. Стоит подуть ветру, как они уже в нашей деревне. Урожай тосйалынцы делят пополам с хозяевами. Верно говорит мой дед: «Крестьянское дело немалой смекалки требует». Я тоже так считаю.
