На обратном пути я заскочил к Пашаджику.
— Одну из ваших овец чуть волк не прирезал, поранил в бок и шею. Мюслим-ага просил передать, что ему нужно подсоленное масло.
Мусине, жена Пашаджика, считает, что мы у них навроде прислуги.
— Подожди, — говорит, — я тебе сейчас дам масла, отнеси его Мюслиму.
— Я бы с удовольствием, тетушка Мусине, — сам не знаю, как нашелся я, — да вот только мама велела быстрей домой возвращаться. Отец с братом возят удобрение в поле, и я должен им обед отнести. Они, наверно, уже проголодались, ждут меня.
Ничего, пошлет кого-нибудь из своих ненаглядных сыночков…
Дома мама и впрямь с нетерпением поджидала меня. Она приготовила еду для отца и Али и сложила ее в торбу. Я подхватил торбу, клетку с куропаткой — и айда в поле.
Иду мимо дома Гюльнаре и вдруг вижу: стоит она. Щеки у меня враз запылали. Нет у меня заветней желания, чем назвать Гюльнаре своей. Мы оба, и я, и она, дети бедных родителей. Разве ж отдадут ее за меня?
— Как поживаешь, Гюльнаре? — спрашиваю.
Она немного оправилась от смущения.
— Спасибо, Яшар, хорошо.
В школе мы сидели рядом и часто вместе делали уроки — то у нее дома, то у нас. У Гюльнаре почерк лучше моего. А как она рисует! Бывало, попрошу ее, она и мои рисунки раскрашивает. Случалось, мы с ней ложились рядышком, так что чувствовали дыхание друг друга. Но я ни единого разочка не поцеловал Гюльнаре, ни разу не держал ее за руку, не гладил ее волос. Если наши руки случайно встречались, я тут же отдергивал свою, огонь пробегал по моим жилам. Когда желание видеть Гюльнаре становилось особенно сильным, я шел к нашей телке и смотрел ей в глаза. По той же причине я никогда не расстаюсь со своей куропаткой.
И я и Гюльнаре окончили нашу деревенскую школу. Я никуда не уехал, потому что она осталась. Сколько еще лет пройдет, пока я смогу посвататься к какой-нибудь девушке! А Гюльнаре года через два, самое большее, отдадут замуж. Разве ж я не понимаю, что моя мечта о ней — самая несбыточная на свете?! Нет и не может быть у моей любви продолжения. Я даже не знаю, любит ли меня Гюльнаре так же сильно, как я ее, — мы ведь ни слова об этом не говорили.
Вот я смотрю на Гюльнаре и думаю, действительно ли она такая красивая, как мне кажется? Почему стоит увидеть ее, как все во мне гореть начинает? Может, она вовсе и не красавица? Но мне кажется, что во всем мире нет девочки красивей. Вы, конечно, скажете, что я слишком маленький, чтобы понимать, что такое любовь. У меня и вправду нет никакого опыта. Но отчего же, стоит увидеть Гюльнаре, так хочется взлететь под самые небеса? Жалко, нет у меня крыльев.
