Блад сел верхом на табурет и, положив дубинку на колени, с подчеркнутой живостью потер руки над огоньком. Немалое удовольствие он получил оттого, что повернулся к сэру Джозефу Уильямсону спиной, и, хотя чувствовал шеей его тяжелый взгляд, продолжать разговор не торопился.
Наконец, прервав молчание, он сказал без всяких следов прежней уличной манеры:
— Ваше письмо меня заинтересовало. Вы намекнули, что у вас есть ко мне предложение — предложение, за которое мне хорошо заплатят. И что речь идет о предприятии — как это вы изволили выразиться? — которое потребует применения всех моих многочисленных талантов.
Он широко улыбнулся своему пожилому собеседнику, а потом вновь перевел взгляд на огонь.
— Нет, — ответил сэр Джозеф, — я написал, что оно потребует применения талантов тех, кого ты наймешь. Я плачу тебе не за собственноручную твою работу, а за подбор тех, кто эту работу сделает. И поскольку мы с тобой хорошо понимаем друг друга, я плачу не за игру в мячик.
Блад встал, потянулся и подвинул свой табурет поближе к креслу сэра Джозефа. Положив дубинку на стол, прямо на книгу, он наклонился к сэру Джозефу, словно собираясь поделиться самым сокровенным:
— Я и есть мячик, сэр Джозеф. Тщеславный мячик чудовищных размеров. Но ведь это вы меня таким сделали. В конце концов, я ваше творение.
Блад вздохнул и вытащил из кармана плаща горсть жареных каштанов, которые высыпал на стол. Каштаны покатились, стуча друг о друга, к самому краю наклонной столешницы. Взяв один, Блад начал снимать обугленную кожуру.
— Что именно вы намерены сделать? — спросил он.
Не сводя глаз с дубинки, сэр Джозеф рассеянно провел рукой по своему желтому шелковому халату, как будто что-то ища. Нащупав карман, он извлек оттуда клочок бумаги и протянул Бладу. Сэр Джозеф внимательно следил за выражением лица ночного гостя, который, щурясь в темноте, пытался разобрать цифру, написанную на клочке. Прочитав размер суммы, Блад тихонько присвистнул. Сэр Джозеф забрал бумажку и спрятал ее обратно в халат.
— Как ты уже должен был догадаться, судя по размеру вознаграждения, деньги идут напрямую от нашего католического друга графа Арлингтона.
— Ах да, — сказал Блад, потирая переносицу, — нашего друга с ужасным, но вполне очевидным свидетельством преданности короне. Мне, впрочем, говорили, что за его черным пластырем скрываются одни лишь бородавки. Сумма изрядная. Но если принять во внимание масштаб предприятия, сэр Джозеф... боюсь, недостаточная.
