Дэйви Грин вышел на свет. Он был одет в стеганую куртку вроде тех, что носят школьники, с высоко поднятым воротником. Завершал образ тонкий нейлоновый капюшон, облегающий голову на манер резиновой шапочки для плавания и крепко завязанный под подбородком. В таком виде Грин был похож на новую усовершенствованную модель презерватива, но, казалось, это его нисколько не смущает.
— Ладно, Пауэл, — сказал он. — Ты ведь сам знаешь, что нам надо поговорить.
1981, о да…
…Джейк собрался в туалет, когда в главном баре началось выступление «голубой королевы». Шон и Фея забились в угловую кабинку вместе с двумя другими чуваками (один уже престарелый, другой еще ничего). Когда Джейк поднялся, престарелый повернулся в кресле и уставился на Фею:
— А ведь ваш друг пропустит самое интересное, — сказал он.
Фея бросил на Джейка игривый взгляд и ответил:
— Он ненадолго.
— Пускай не торопится. Я могу и подождать!
В голосе престарелого гея были слышны слащаво-театральные нотки вроде тех, что бывают у выпускников частных школ и гомов старого образца. Джейк не мог определить, настоящий это акцент или напускной. Может быть, старик подцепил такой говор, когда служил во флоте и проводил отпуск в чужом порту, да так от него и не избавился? На тыльной стороне ладони у него была татуировка моряка торгового судна — невнятный рисунок посреди печеночных пятен. Сейчас в этой ладони лежала зажигалка, от которой Фея прикуривал «Собрание Коктейль». Сигарета подрагивала в кокетливо протянутых к огню пальцах, и, прикурив, Фея вместе с дымом выдохнул на ту сторону стола «спасибо».
— Всегда пожалуйста.
Бывший моряк был в «Добром дне» завсегдатаем. Каждый раз он садился на одно и то же место, выпивал бессменный стакан джина и начинал фирменным образом хохотать — с таким хрипом, на который способны только больные эмфиземой алкоголики. Фея вторил ему своим икающим хихиканьем. А Шон просто сидел и молчал.
— Что это сегодня вашего четвертого дружка не видно?
— Джонни? — спросил Фея. — Он в Берлине.
— А, в Берлине.
Коротышке Фее было семнадцать, природа одарила его прыщами и плохими волосами, но с ним по крайней мере было весело. А лицо красавчика Шона неизменно выражало томление и скуку. Сегодня тоскливое выражение помогало ему держаться подальше от второго парня — того, которого мальчики прозвали Вельветом за его шуршащий голос, похожий на шелест, с каким трутся друг о друга штанины вельветовых брюк.
Джейк был рад, что ушел. Еще ведь нужно поправить тушь на ресницах — впереди целая ночь.
