Лети к своим собратьям, ворон | страница 6
Я уж не помню ни тех слов, ни предложений, из которых состоял тот абзац, остался только яркий образ, который сохранился до сих пор. Мы крепко поссорились в Камусфеарне, и когда она уходила, то обернулась и так ядовито произнесла, что поверить этому было трудно: "Да простит тебя Бог! - И я ответил: "Он простит".
Этого короткого диалога не было на странице передо мной, но я читал неизвестное мне продолжение, ибо мы встретились много лет спустя совершенно случайно на лондонской улице, когда я уже был женат на другой.
Она всегда считала, что обладает огромной и ужасной оккультной силой, и в приступе ярости не сомневалась в своей способности омрачить мне будущие годы.
Ночью она тайно вернулась в Камусфеарну,- теперь я представляю себе эту жуткую ночь при сильном ветре и дожде, - ревущем прибое и колдовской луне, - положила руки на ствол рябины и со всей силой своего духа прокляла меня, сказав: "Пусть он страдает так же, как я страдаю теперь!"
Затем она ушла, скрывшись за смутными очертаниями холма. Я отложил рукопись и уставился на жёсткую темно-зелёную траву греческой лужайки, думая о том, как верно ход событий за последние годы следовал её слепому пожеланию разрушения.
Кое-что из этого она, должно быть, знала, так как это было известно всем, и я задался вопросом, ликовала ли она, но было гораздо больше такого, чего она знать не могла. Она не могла знать, среди многого прочего, что я теперь уже принял горькое решение отослать выдр в зоопарк, найти дом для собак и покинуть Камусфеарну. Теперь я больше не держу на неё зла независимо от того, повлияло ли её проклятье на ход событий или нет. Я только не понимаю, как может сосуществовать такая любовь и такая ненависть.
Одни говорят, что мир сгорит в огне, Другие - всё превратится в лёд.
Из тех желаний, которые были во мне, Ближе всех те, что к пламени стремятся.
Но если дважды суждено ему погибнуть, То ненависти тоже было много, Чтобы сказать, что лёд тоже хорош, И этого достаточно вполне.
Посмотрев на траву возле своей книги я заметил бледное существо размером в половину спички, которое рывками пробиралось между листьев. Временами оно трепыхалось как флаг на ветру, то перемещалось на несколько сантиметров вправо или влево, то продвигалось чуточку вперёд, то отступало. Нагнувшись, я разглядел лоскуток белого, почти бумажного листочка, который тащил на себе муравей размером в четверть меньше его.
Муравей пытался протащить его в направлении ко мне, но то и дело застревал между стеблями травы, как если бы бревно тащили горизонтально через лес. Тогда муравей начинал суетиться, отходил в сторону и назад, просовывал один конецсквозь препятствие и в итоге продвигался вперёд на дюйм-другой. Я посмотрел вокруг и поискал глазами вероятную цель его пути. Позади и справа от меня, образуя прямой угол, была грубая кирпичная стена высотой, пожалуй, метра полтора, а на верху стены была терраса, которая заканчивалась выжженной, необработанной землёй. Я подумал было, что гнездо муравья находится где-то поблизости на стене, но и до неё в ближайшем месте было около семи метров, к тому же между травой и стенкой находился голый цветочный бордюр шириной около метра, земля которого была вскопана и лежала неровными комками размером в мяч для гольфа. Какова бы ни была цель муравья, - достичь её представлялось совершенно невозможно.