Прощание с Дербервилем, или Необъяснимые поступки | страница 72
Я расспросил симпатичного семиклассника, который немца изображал, как записаться в драмкружок. Он сказал:
— Это просто, но такого малорослого, как ты, Геннадий Матвеевич вряд ли возьмет. — Но потом добавил: — Может, на роль Добчинского или Бобчинского.
Я начал расспрашивать в классе, нет ли у кого журнала о театре. Ни у кого не оказалось. Тогда я захватил с собой из дому номер «Советского экрана». После уроков я с этим журналом пришел в пионерскую комнату, где собирались на репетицию драмкружковцы. Я поиграл в шашки с одним семиклассником, который пришел посмотреть, как пьесу будут ставить, но потом я игру оставил и стал ходить по пионерской комнате не очень близко, но и не очень далеко от Геннадия Матвеевича, и в это время я внимательно читал журнал.
Геннадий Матвеевич подошел и спросил:
— Ты любишь кино?
— Не только кино, — ответил я, — но и театр.
И чтоб Геннадий Матвеевич не сомневался, я ему показал портрет артиста Ульянова. Когда в школе устраивают культпоход в театр, я билет покупаю, чтобы классный руководитель не нервничала, но в театре я был только один раз — мы шумели, кто-то додумался стрелять по ногам артистов из резинки. Нетрудно было додуматься: ноги у них были обтянуты трико. Особенно интересно прошло последнее действие. После спектакля женщина какая-то со сцены нас стыдила.
— Прекрасный актер! — сказал я об Ульянове. — Отточенное мастерство.
— Ах, зачем это! — сказал Геннадий Матвеевич и пошел проделывать фокусы голосом. — Зачем эти наивные хитрости! — Он выхватил у меня журнал и швырнул на стол. — Если тебе нравится театр, так иди на сцену! Попробуй себя! И ты иди, мальчик! — сказал он семикласснику. — Я же вижу: тебя это волнует!
Я поднялся на сцену и запрыгал на одной ноге, ступню другой ноги я придерживал рукой у самого кармана; потом, когда все начали на меня смотреть, я засунул ступню в карман — я не прочь был выступить с этим номером. Но Геннадий Матвеевич остановил меня:
— У нас не цирк.
Он усадил всех за стол и стал читать пьесу: он изображал голосом и движениями, он объяснял, что это за люди такие — Городничий, Земляника, Хлестаков и все прочие.
Геннадий Матвеевич решил попробовать меня на роль Бобчинского.
— «Чрезвычайное происшествие, — начал я читать дербервилевским голосом. — Приходим с Петром Ивановичем в гостиницу…»
Все засмеялись.
Мне нравилось на репетициях. Геннадий Матвеевич следил, чтобы я не очень-то раскачивался взад-вперед и не совал то и дело руки в карманы. Димка Вахромеев — он изображал Городничего — всегда зло на меня смотрел, когда я это проделывал: считал, что только ему можно. Пришлось перестать раскачиваться. Но я решил: когда будем выступать перед зрителями, я все равно наверстаю.