После консультации я нагнала Мэла в коридоре.
- Чего тебе, Папена? Я тороплюсь, - сказал он, оглядываясь по сторонам.
- Ты подстроил исследование в паре по элементарке?
- Папена, твое мнение о себе выше, чем есть на самом деле, - сделал скучное лицо Мелёшин. - Мне без разницы, что и с кем изучать.
- Понятно.
Я развернулась, чтобы уйти, но вспомнила и спросила:
- Утром, в столовой... Вы с Дегонским на полном серьезе говорили... ну... о парке?
- Я похож на шутника? - прищурился Мэл. - Смотрю, ты распереживалась за него. Или за меня?
- Больно надо.
- Странно. Я ждал, когда бросишься защищать Дегонского как настоящая альтруистка, - сказал насмешливо Мелёшин. - Нимб блестит - глазам больно.
- Ты спровоцировал его. Зачем?
- Хочешь заступиться? - спросил Мэл с легкой издевкой и предложил: - Заступись. Попроси за него у меня.
- Почему у тебя? Это у Дегонского я должна просить за твою линялую шкурку.
- А ты попросишь? - заинтересовался Мелёшин. - Все-таки беспокоишься обо мне?
Умеет же человек запутать и развернуть разговор задом.
- Я не то хотела сказать. Дегонский имеет право вызвать тебя в парк, а не ты его.
- Не вызовет. Остынет, подумает, посоветуется. Еще раз подумает и откажется. А я - нет.
Сказал - и точка. Своими словами Мэл подтвердил намерения в отношении кудрявого. С непонятной целью на пустом месте устроил конфликт, а теперь пытался и меня втянуть в него.
- У тебя есть время подумать, - обронил Мелёшин и удалился.
Следом энергично и громогласно отлетела консультация у Стопятнадцатого, из которой я не поняла больше половины в силу многократного эха. По окончанию занятия подошла к декану, собирающему высокую стопку из рефератов, сданных должниками и, протянув брошюрку, соврала, не моргнув глазом:
- Спасибо, Генрих Генрихович. Очень помогло.
- Прекрасно, - ответил Стопятнадцатый. - Где же вы оставили книжку на ночь?
- В архиве, - ложь полилась рекой. - А с утра забрала.
- Хорошо, что не забываете об ответственности. Сами понимаете, если бы страж задержал при входе, мало того, что позора не обрались, так исключили бы сразу и без объяснений. Вы поступили дальновидно, милочка.
Незаслуженная похвала пристыдила. Теперь я с Монькой повязана преступной нитью толщиной с канат. Совесть повелела мне вздохнуть тяжко и покаяться:
- Генрих Генрихович, вчера в оранжереях случилась неприятная история...
- Знаю, - кивнул декан и огладил бородку.
