родная Элла, которую он, кажется, увел у богатого
и любящего мужа, только вздыхала: «Этот соус стоит
десять тысяч долларов, а вот этот — пять тысяч». Да-
лее были рассказы о том, как они добывали заветную
баночку где-нибудь в Африке или Латинской Амери-
ке. В общем, в этот момент я поняла, что моя соб-
ственная страсть к готовке не имеет ничего общего
с настоящей кулинарией.
Сладков рассматривал рисунки обожаемого Сер-
гея Довлатова и читал вслух надписи корявым под-
черком: «Уже полдень, а мы с Бродским еще не опо-
хмелились». На многих рисунках присутствовал
узнаваемый облик Бродского и бородатый Вайль, и мысль о том, что двух ближайших друзей с таки-
ми громкими именами уже давно нет на этой земле, витала на маленькой уютной кухне в самом центре
Праги. Он был так тесно связан с легендарными пер-
ПРЯМОЙ ЭФИР 187
сонами и при этом принимал нас как самых дорогих
гостей, и это было радостное ощущение.
А потом Петр Вайль приехал на первый фести-
валь «Живое слово» в село Большое Болдино. И был
как всегда весел, ироничен и любвеобилен.
В тот год стихи Пушкина с веранды его родового
поместья читал Михаил Козаков. Это было потряса-
юще! А потом нам всем повезло быть свидетелями
пикировки Вайля и Козакова на тему Пушкина, цен-
ностей западной демократии и, конечно, все той же
кулинарии.
В культурном центре Болдина на стене сегодня ви-
сит огромное фото Петра Вайля, на котором он про-
бует блюда народной ярмарки, — там всегда много
пирожков, блинов, соленых грибов, и конечно, до-
машнего самогона.
Прошло несколько лет. В том же Болдине Анна
Качкаева сообщила мне, что Петр Вайль находится
в глубокой коме. Шансов на спасение нет. Его жена
Элла больше года не разрешала врачам отключать
аппараты, поддерживающие жизнь. Потом смири-
лась с неизбежным. Вслед за Вайлем внезапно ушел
Михаил Козаков. И мир опустел, потому что есть
на свете незаменимые и особенные. Какое счастье, что я их знала.
Участие в выборах
губернатора
Это трудная страница моих воспоминаний.
Помню, уже через год после этих выборов я встре-
тила в парке Кулибина своего кумира, народного
артиста России Александра Палееса. Он посмотрел
на меня не так, как раньше — с улыбкой и симпатией, а как-то подозрительно, а потом спросил, что называ-
ется, в лоб:
— Нина, зачем тебе это надо было? Пиар?
Или участие в чьей-то игре?
И, как вывод:
— Зря ты это сделала!
Может, и зря. Слишком большой ценой пришлось
оплачивать этот шаг, прежде всего потерей доверия
таких людей, как Палеес.
