Переместить дикое животное из одной клетки в другую — дело несложное. На пол новой клетки ставится пища, потом клетку придвигают вплотную к старой — решетками одна с другой. Потом решетки поднимают, и животное переходит в новое помещение. Кажется, ничего не может быть легче. И однако в то время, о котором идет речь, я еще полон был ужасным воспоминанием об одном случае, когда переводил в новую клетку большого орангутанга в моем зверинце в Сингапуре. Это был уже почти взрослый, очень мирный малый. В его новую клетку положили его любимую еду — большую луковицу — и придвинули к старой. Я стоял на ее крыше и поднимал решетку, чтобы дать ему выйти. Железные пазы заржавели, и железные прутья вытаскивались с трудом. Наконец остался всего один, но он не поддавался моим усилиям. Я тряс и тащил его обеими руками, и вдруг прут подскочил, как живой, и я получил страшнейший удар в нос, совершенно сплющивший его, такой удар, что, ошеломленный, без сознания свалился с клетки. Мои рабочие, не понимавшие, что случилось, хохотали.
Выяснилось следующее: орангутанг, наблюдавший, как я вытаскивал прутья, понял, что я делаю, и, так как ему не терпелось скорей добраться до соблазнительной луковицы, решил помочь мне — схватил прут и подтолкнул его кверху изо всех сил. Если бы я не держал в это время острого конца прута левой рукой, прикрыв его верхушку, я был бы убит на месте. Когда я в следующий раз увидал моего оранга, Хси Чуай кормил его вареным рисом и разговаривал с ним по-малайски. «Если бы я мог заставить тебя работать, сын джунглей, я бы сам не делал ничего целый год!» Действительно, животное было непомерно сильное. Доказательство этому — легкая кривизна моего носа, оставшаяся у меня на память от этого удара.
С животными всегда случаются самые неожиданные вещи. Однако люди, помогавшие мне в Бангкоке, были так же спокойны и относились к своему занятию так же небрежно, как будто имели дело с домашними любимцами, и я не мог выругать их как следует. Я мог только изливать целые потоки наставлений и предостережений через переводчика. Этот переводчик был одновременно и тюремным надзирателем, а помощники мои все были арестанты. Министр разрешил мне использовать любое число арестантов. Я попросил вызвать мне шестерых. Они явились, закованные в тяжелые ножные кандалы. Чтобы кандалы не гремели, они подвязали их веревкой к другой веревке, обмотанной вокруг пояса. Кандалы как будто не очень мешали работать, только придавали своеобразие их походке. В Сиаме вы узнаете человека, который долго просидел в тюрьме, так же легко, как моряка: по его походке. Это были здоровые и веселые парни; они очень заинтересовались животными, все время смеялись и шутили.
