— Да, красиво.
— Вот, — отец достал из планшетки на поясе какую-то книжку и протянул мне. — Я берег ее для тебя.
Я повертел книжку в руках. На титульном листе расплывалась старая чернильная печать. Я прищурился и прочел: «Из личной библиотеки господина Спиридона Марии Попандопулоса». Книжка называлась «Илиада». Я спросил:
— Кто такой этот Спиридон Мария?
Отец прищурился, улыбаясь давнему.
— Спиро… Славный парень и настоящий патриот. Мы дрались тогда с турками. У него был небольшой магазинчик рядом с Пиреем, и он никогда не отказывал нам в убежище. Он подарил мне эту книгу за три дня до того, как его повесили. А магазин сгорел…
Я мало что понял, но мне стало почему-то жаль настоящего патриота и славного парня Спиро. Гадес его дернул связаться с отцом и с остальными молодчиками.
— Это на новогреческом, — добавил отец, — немного трудно поначалу, но, думаю, ты разберешься.
Я вежливо поблагодарил его и принял из рук Софии горячую кружку. Отец погладил женщину по голове и отошел к своим.
Где-то через неделю начались дожди. Тогда же — или чуть позже — объявился и противник. Не знаю, кто были эти люди, засыпающие нас минами и снарядами. Отец и остальные дрались с ними, а мы с Софией отсиживались в блиндажах, в укрепленных подвалах, в залитых грязью окопах, в пещерах. Когда выдавалась свободная минутка, и можно было спрятаться от дождя, я читал. Поначалу, действительно, было трудно и немного скучно, но потом я привык. Вот уж не думал, что слова слепого можно записать таким неудобоваримым языком.
— «Сын благородный Лаэрта, герой. Одиссей многоумный!
- Как? Со срамом обратно, в любезную землю отчизны
Вы ли отсель побежите, в суда многоместные реясь?»
Я читал при свете мигающих лампочек, ручных фонариков и свечных огарков, и в голове моей почему-то всплывали совсем другие строки, непонятно где увиденные или подслушанные:
«Бессонница. Гомер. Тугие паруса.
Я список кораблей прочел до середины…»
Тихо хлопотала в углу София, готовя отцу ужин. Со мной она была неизменно приветлива и добра.
Звуки разрывов становились то дальше, то ближе, собачья перекличка очередей мешала мне сосредоточиться. С потолка сыпалась труха, лампочка мигала и гасла, и вновь приходилось жечь свечу.
— «Царь Илиона, Приам престарелый, на башне священной
Стоя, узрел Ахиллеса ужасного: все пред героем
Трои сыны, убегая, толпилися; противоборства
Более не было…»
Я грел руки собственным дыханием и воображал, что сейчас лето, что мы с Царем сбегаем с уроков и идем на берег охотиться на крабов. Иногда мне казалось, что острова моего детства нет, и никогда не было, а есть лишь сырой подвал, книга, свеча, плеск дождя и грохот далекой канонады.
