Его пальцы, сжавшись, ухватили рукав рубашки.
Ошеломленный нависшим над ним громадным телом и ненавистью, изливающейся из перекосившегося рта, Крашев застыл, а потом, чувствуя, как рука неумолимо подтягивает его к столу, неистово дернулся, оставив в сжатом кулаке пестрый лоскут.
Громадное, жирное тело, с неимоверно широкими плечами и маленькой лысой головой, не удержавшись, мягко плюхнулось на стол, и Крашев в ужасе оттого, что это тело может вновь подняться, а рука опять потянуться к нему, замахнулся и ударил по затылку, по тому месту, где начинали расти волосы, а потом ударил еще и еще…
Он опомнился, когда подходил к своему дому. Развернулся и побежал назад. «Идиот! Так ведь и убить недолго», — мелькнуло в голове. Но он еще не мог оценить всей серьезности и тяжести мелькавших мыслей, и единственным сильным желанием его было посмотреть на Ширю. Что с ним?
Борясь с подступившей к горлу тошнотой, Крашев толкнул калитку и увидел Ширю, склонившегося под стол и тупо рассматривающего разбитую банку и пролитое вино, кровью окрасившее бетонный пол беседки.
Глава 6
Крашев сидел на верхней скамье небольшой трибуны городского стадиона, смотрел на аккуратное зеленое поле, на котором когда-то гонял мяч, на четко размеченную дорожку, по которой столько раз бегал, и неясные, тоскливые мысли рваными лоскутами бродили в нем… А когда-то они с Ширей выступали в одном весе… Хотя какой там вес и какие выступления?.. Их еще и до соревнований не допускали. Сколько же они тогда весили? А ведь он вспомнил! Весили они по тридцать шесть килограммов, и до соревнований их еще не допускали. А вот в показательных они выступали. И еще как выступали! Люд их городка после майских или ноябрьских демонстраций не разбегался кто куда. Все шли сюда, на этот стадион. И мест хватало всем… Играл духовой оркестр. Пели и танцевали городские таланты… В небольшой раздевалке под этой трибуной ждали своей очереди и они. Подогнаны трико. На ногах не кеды или тапочки, как обычно на тренировках, а настоящие кожаные борцовки. Бог весть, где и как их достали. Они уже размялись, еще раз «прокрутили» всю «программу», и теперь Крашев сидит на скамье, а неугомонный Ширя все еще борется с невидимым противником: делает захваты, переводы, подставляет бедра, сбивает в партер. Если бы бетонный пол раздевалки был не так холоден и чуть чище, похоже, Ширя боролся бы и в партере.
Но вот громкое объявление по стадиону, негромкое: «Давайте, ребятки!» — тренера, и они неторопливо и солидно (борцы!) бегут в центр зеленого поля — там борцовский ковер…
