Французская кавалерия в сверкающих на солнце кирасах с султанами из черного конского волоса галопом проходила по улицам. Лишившись дара речи от ее неожиданного появления, люди сначала только смотрели на эту сцену, некоторые утирали слезы, затем их охватила радость. На главной площади состоялся большой парад французских войск, продолжавшийся более двух часов. Оркестр играл «Марсельезу» и «Самбру и Маас».
Красные, белые и синие цветы украшали пушки. Расклеенная на стенах прокламация Жоффра называла французских солдат «славным авангардом великой цепи реванша… на знаменах которого начертано «Право и свобода»». Из толпы солдатам бросали шоколад, печенье и трубки с табаком. Из всех окон махали флажками и платками, и даже крыши были усеяны людьми.
Однако не все радостно встретили французские войска. Среди жителей города было много немцев, поселившихся здесь после 1870 года. Один офицер, проезжавший через толпу, видел кое-где «серьезные и бесстрастные лица с трубками в зубах. Мне показалось, что эти люди подсчитывали нас». И действительно, некоторые из них вечером поспешно ушли из города, чтобы сообщить сведения о французских дивизиях.
Немецкие подкрепления, срочно переброшенные из Страсбурга, начали сосредоточиваться вокруг Мюлуза. Генерал Бонне, не веривший в успех операции с самого начала, сделал все возможное, чтобы предотвратить окружение. Когда утром девятого августа начались бои, его левый фланг у Серне держался мужественно и стойко, но части справа, слишком долго занимавшие позиции в секторе, где никто не угрожал, не смогли вовремя прийти на помощь своим товарищам. Главный штаб наконец счел необходимым отправить в район боев подкрепления, чего ранее так добивался Дюбай, и в район боев срочно выступила одна резервная дивизия. Однако к этому времени сложилось такое положение, когда для укрепления фронта требовалось по меньшей мере две дивизии. Сражение длилось почти сутки, и к семи часам утра десятого августа французы, отброшенные назад, под угрозой окружения вынуждены были отступить.
Унижение, перенесенное армией после хвастливой риторики коммюнике и прокламаций, рухнувшие надежды, лелеянные военными более сорока лет, не могли сравниться со страданиями местного населения, подвергнувшегося жестоким репрессиям. Власти, получив доносы немецких граждан, учинили расправу над теми, кто проявил слишком большой энтузиазм при встрече французов.
Отступивший VII корпус находился в десяти километрах от Бельфора. В главном штабе с новой силой разгорелась вражда между фронтовыми и штабными офицерами. Окончательно убедившись в отсутствии «порыва» у Бонно, Жоффр начал «рубить головы», чем особенно славился весь период его командования. Генерал Бонно стал первым из «лиможей» — так называли отстраненных от командования офицеров потому, что их отсылали сначала в Лимож, где они получали направления для прохождения дальнейшей службы в тылу. Жоффр сместил также командира 8-й дивизии и еще одного дивизионного генерала, обвинив их в «некомпетентности».
