Англичане, находившиеся в толпе, слыша звуки своего гимна, как бы вселявшие надежду во французов, не испытывали особой радости, как и сэр Фрэнсис Берти, розовощекий и упитанный английский посол, входивший в это время в здание на Кэ д'Орсэ. Он был одет в серый фрак и серый цилиндр, а в руках держал зеленый зонтик от солнца. Сэр Фрэнсис чувствовал «стыд и укоры совести». Он приказал закрыть ворота посольства, потому что толпа, как писал он в своем дневнике, может завтра закричать «Продажный Альбион!», несмотря на сегодняшнее «Да здравствует Англия!».
В Лондоне эта же мысль тяжелым грузом давила на участников беседы — Камбона, человека невысокого роста, с белой бородой, и сэра Эдварда Грея. Когда последний заявил, необходимо подождать «дальнейшего развития событий», потому что конфликт между Россией, Австрией и Германией не «затрагивал интересов» Англии, безупречно выдержанный и всегда держащийся с исключительным достоинством Камбон не удержался от резкого замечания. «Не собирается ли Англия выжидать, не вмешиваясь до тех пор, пока французская территория не будет целиком оккупирована?» — спросил он. В таком случае ее помощь может оказаться «весьма запоздалой».
Грей, с тонкими сжатыми губами и римским носом, пытался скрыть те же душевные переживания. Он искренне верил, что оказание помощи Франции было в интересах Англии, он даже был готов подать в отставку, если его правительство откажется сделать это. По его мнению, события должны привести Англию именно к такому решению, но в тот момент он не мог сделать никаких официальных заявлений. У него не хватило также духа выразить свое мнение неофициально. Его манеры, благодаря которым он производил на английскую публику впечатление мужественного и молчаливого человека, вселяющего уверенность, иностранные коллеги Грея называли «ледяными». Он лишь высказал мысль, которую разделяли почти все, что «бельгийский нейтралитет может оказаться одним из факторов». На это надеялся не только Грей.
Затруднения, испытываемые Англией, объяснялись отсутствием единства взглядов как внутри самого кабинета, так и среди различных политических партий. Кабинет разделился еще со времен англо-бурской войны на либералов, представленных Асквитом, Холдейном и Черчиллем, и «литл инглэндерс» — англичан, выступавших против имперской политики, которых поддерживали все остальные. Наследники Гладстона, они, как и их покойный лидер, с большой настороженностью относились к любому вмешательству за границей и считали единственной достойной целью внешней политики помощь угнетенным народам. В остальном международные вопросы являлись, по их мнению, лишь помехой внутренним делам — реформе избирательной системы, свободной торговле, гомрулю
