, должно быть, уже к утру. Скоро на работу. Интересно, ее будут искать? Хотя, что за глупый вопрос, конечно, будут. А она тут… непонятно где! Вот уж весело.
Женя вытерла слезы рукавом свитера. Может, все еще выяснится и наладится. Этот граф тут явно что-то вроде начальника полиции, если даже не круче, и он не похож на человека, не получающего ответов на свои вопросы. И раз уж он не меньше самой Жени хочет узнать, что произошло…
Граф фор Циррент привык получать ответы на все свои вопросы. Привык он и к тому, что иногда ему врут, причем врут нагло, неправдоподобно, как будто держат начальника Тайной Канцелярии за деревенского дурачка.
То, что рассказывала за ужином барышня Женя, на правду походило не больше, чем сама она — на благовоспитанную девицу из приличной семьи. Другой мир! Причем не какой-нибудь потусторонний, за завесой которого, как говорят маги, вечно стоит в зените полная луна, мертвые встречаются с живыми, а источники чародейной энергии бьют на каждом шагу. Обычный мир, где светит солнце, живут люди, но о магии знают только из сказок, зато повозки ездят без лошадей и летают в небе безо всякого волшебства. И приличные барышни свободно ходят без сопровождающих, в мужской одежде, и даже учатся и работают, как мужчины! Бредни, чушь, глупые фантазии!
Тем не менее искушенный в распознавании лжи граф был уверен: девушка говорит чистую правду. Потому что, при всех странностях и несуразностях, рассказ ее объяснял все. Непотребный внешний вид и отнюдь не развязные, вполне пристойные манеры, чужой язык, непонятные вещи, даже явное незнакомство с андарской кухней: барышня умудрилась потянуть в рот ломтик острого горского сыра, не озаботившись необходимостью запить, и потом долго кашляла, вытирая льющиеся градом слезы, и ругалась, почему-то с явным восторгом.
А что правда ее звучит чуднее иных пьяных бредней — ну так мало ли странного происходит на свете, тем более в Перелом, да еще когда маги в дело замешаны.
— Хочу отметить, — медленно сказал граф, — вы удивительно хорошо держитесь для юной девушки, неожиданно вырванной из родного мира и оказавшейся без всякой поддержки среди чужих людей.
Барышня чуть заметно приподняла брови:
— А что, хорошая истерика мне поможет? Я окажусь дома, стоит лишь порыдать как следует?
— Стойкая нервная организация, — вполголоса заметил Заккендаль.
— Я хочу домой, — девушка положила обратно на тарелку вилку с кусочком мяса. — Чужой волшебный мир — это, знаете, хорошо для сказок, но не для твоей собственной жизни. Но сейчас я должна исходить из реальности, а не из своих желаний.
