– Что? – (Странное дитя не затруднилось переменою позы, только перестало подергивать пальцами и подняло лишенные блеска глаза.)
Он повторил.
– А, ладно, – сказала она, опуская глаза в книгу.
– И оденьтесь, пожалуйста, – сказал Круг, прежде чем выйти из спальни.
Надо найти кого-то другого, думал он, шагая по улице, кого-то совсем другого, пожилого и полностью одетого. Насколько я понимаю, это у нее просто такая привычка, результат постоянного позирования нагишом чернобородому живописцу из 30-й квартиры. Фактически летом, рассказывала она, никто из них ничего внутри квартиры не надевал, – ни он, ни она, ни жена художника (которая, согласно выставлявшимся до революции разнообразным полотнам, обладала грандиозным телом с многочисленными пупками – одни были хмурые, другие смотрели в большом удивлении).
Детским садом, веселым маленьким заведением, руководили прежние студенты Круга, женщина по имени Клара Зеркальская и ее брат Мирон. Основным развлечением восьми приходящих сюда детей был запутанный лабиринт из чем-то мягким обитых туннелей, как раз такой высоты, чтобы по ним можно было ползать на всех четырех, – но, кроме него, имелись ярко раскрашенные картонные кирпичи, заводные поезда, книжка с картинками и настоящий косматый песик по кличке Бассо. Ольга нашла это место в прошлом году, и Давид уже отчасти его перерос, хотя по-прежнему обожал проползать через туннели. Дабы избегнуть обмена приветствиями с другими родителями, Круг остановился у калитки, за которой лежал маленький садик (теперь в основном состоящий из луж) со скамейками для посетителей. Давид первым выбежал из весело раскрашенного деревянного дома.
– А почему не пришла Мариэтта?
– Вместо меня? Надень шапочку.
– Вы с ней вместе могли прийти.
– А галош у тебя разве не было?
– Не-а.
– Тогда давай руку. И если ты хоть раз влезешь в лужу…
– А если я не нарошно [nechaianno]?
– Об этом уж я позабочусь. Пойдем, raduga moia [моя радость], подай мне руку и давай двигаться.
– Билли сегодня кость принес. Вот здорово! Я тоже потом принесу.
– Это темный Билли или тот, маленький, в очках?
– В очках. Он сказал, что мама умерла. Смотри, смотри, трубочистка.
(Они появились недавно в результате какого-то малопонятного сдвига, сдрыга, спрыга или срыга в экономике Государства – и к вящей радости детворы.) Круг молчал. Давид продолжал говорить:
– Это ты виноват, а не я. У меня в левом ботинке полно воды. Пап!
– Да.
– У меня в левом ботинке полно воды.
