— Я полагаю, что общее у Фаустуса и Тамерлана то, — произношу я ритмическим голосом с томным понижением и мягкой насмешливой ноткой, — что их достижения относятся более к лингвистической области, чем к материальной или интеллектуальной. Они воздвигают пространные и шаткие словесные конструкции, рушащиеся в тот момент, когда они теряют веру в свое умение говорить. Может быть, суть пьес в том и состоит: это некая воображаемая арена, на которой главные герои превращают свои мечты в реальность с помощью слов.
Кончики губ мистера Курца слегка приподнимаются в полуодобрительной полуулыбке.
— Да, — говорит он, гипнотически кивая, — арена воображения Марло.
* * *
Когда все закончено, мы идем попить кофе и сделать разбор занятия. Будучи стипендиатом, Молли сумела отхватить себе отличное жилье — квартиру в нижнем этаже, достаточно просторную для двоих, стратегическая позиция которой в конце прохода, соединяющего Большой двор с Пеком, означает, что люди вечно заходят туда поболтать и выпить чашку кофе из кофеварки Молли. По этой причине Молли проводит теперь большую часть времени в библиотеке.
Поэтому у меня возникает ощущение дарованной мне аудиенции, особенно когда через несколько мгновений появляются Руфус и Эдвард, привлеченные, как мотыльки, светом китайского бумажного абажура, заметным сквозь муслиновые шторы Молли, и получают отпор: «Извините, мальчики, но у нас тут деловой разговор. Мы не хотим утомлять вас, правда, Джош?»
Молли наливает мне кофе и стреляет у меня сигарету с ментолом.
— Просто не верится, что ты сказал такое, — говорит она с изумлением.
— Что именно?
Она подражает голосу мистера Курца:
— Арена воображения Марло.
— Я не говорил «арена воображения Марло». Я сказал «некая воображаемая арена».
— Это почти одно и то же.
— Стой! Ты так с ума меня сведешь. Ты считаешь, он решил, что я над ним издеваюсь?
— А разве это было не так?
— Конечно нет! Ну, самую малость. Ох, Молли, это ужасно. Он думает, что я над ним издевался, и теперь возненавидит меня.
— Я думаю, этого не случится.
— Почему?
— Ты ему нравишься. Он считает тебя забавным.
— Откуда ты знаешь?
— Ты и в самом деле забавный.
— Ты так считаешь?
— Да.
— И сильно забавный?
— Очень забавный.
— Очень забавный?
— Очень, очень, очень забавный.
— Ну и ну. Очень, очень, очень забавный?
— Ну, может быть, и не настолько забавный.
— Эх, — говорю я, вдруг чувствуя себя подавленным.
— Однако это забавно.
— Что именно?
— То, что тебя так волнует мнение других людей о тебе.
