На арене со львами | страница 84



— И всегда был человеком,— сказал Андерсон.— Вот в чем суть. С этим я еще могу жить. И может быть, я даже зря осквернил его могилу. Личного уже ничего не осталось, потому что он и вправду всегда был человеком. Не сверхчеловеком, а человеком, как вы и я. Каждая его подлость, каждое преступление, каждый закон, который он нарушил, каждый человек, которого он купил, обманул, погубил, каждый, кем он воспользовался для собственных целей, сточная яма коррупции, в которую он превратил этот штат, — все это, как и написано здесь, доказывает, что он всегда и во всем был человеком. Он делал то, что делают люди. Он осквернял все, к чему прикасался. Когда-нибудь я к этому добавлю еще два слова.

Он умолк, выжидая, склонив голову набок, впиваясь в Моргана близорукими глазами. Морган молчал.

— «Как вы»,— сказал Андерсон.— Вот что я добавлю, чтоб читали все, кто сюда придет. «И всегда был человеком. Как вы».

— Так почему же вы полагаете, что способны изменить историю? — спросил Морган.— Если считать, что он просто делал то, что делают все люди?

— Потому что я хочу рискнуть. Я не могу вернуть деньги, которые он украл. Я не хочу той власти, которая была у него. Я хочу только одного: не развращать людей и ничего не превращать в дешевку. Доказать, что это вовсе не обязательно. Я просто хочу выявить в человеке лучшее, а не худшее. Быть может, в конечном счете я просто хочу, чтобы помнили меня, а не Старого Зубра.

— Но ведь вся эта сволочь вас растопчет, неужто вы не понимаете? — сказал Морган.— Они могли стерпеть Старого Зубра, но того, о чем вы говорите, они не стерпят.

Теперь он чувствовал себя старше, мудрее, искушеннее в делах людей и в судьбах мира. Андерсон улыбнулся той спокойной, радостной улыбкой, которая преображала его бесстрастное лицо, придавала ему мягкость и обаяние. А в ту ночь она сделала его молодым, пылким и потому красивым. И как раньше, на лугу, под неисчислимыми звездами, Морган невольно подумал, не мог не подумать: да, пожалуй, стоит попробовать.

— Меня они не растопчут,— сказал Андерсон.— Я ведь сын Старого Зубра. Во мне течет его кровь.

Они медленно пошли назад к машине. Андерсон сел за руль, но мотора не включил.

— А когда я сделаю то, что хочу сделать,— сказал он,— вот тогда я вернусь сюда и припишу эти два слова.

Морган оглянулся на смутно белеющее изваяние Старого Зубра, на его благословляющие руки. Видение исчезло, Моргана пробирал озноб.

Он был рад, что в странной, зловещей тьме не сумел разглядеть каменное лицо, не прочел в мраморных глазах угрозу разделаться с сыном.